Страна кленового листа - начало истории

Нажив немалые суммы на мехоторговле и торговле лесом, часть представителей старой торговой английской буржуазии в первой трети XIX в. покинула страну, часть — приобрела сеньории, а часть — попыталась перевести свое дело на капиталистические рельсы. Эту новую «деловую элиту», по определению канадского историка Ф. Уэлле, составляли «импортеры, торговцы лесом и зерном, судовладельцы и акционеры банков»^{65}. Они по-прежнему рассматривали колонию лишь как место для выгодного вложения капиталов и сохраняли тесные связи с метрополией. Крупная, преимущественно монреальская, буржуазия была заинтересована в сохранении старого порядка. Здесь ее интересы совпадали с интересами землевладельческой аристократии. На этой почве в Канаде сложился союз крупных торговцев-буржуа и лендлордов-латифундистов. Он был вдвойне реакционным и паразитическим, ибо «его положение зависело от низкопоклонства перед английскими колониальными чиновниками, а его богатство — от тяжелого труда канадских поселенцев»^{66}.

Правящая верхушка безраздельно господствовала во всех сферах жизни канадских провинций. Вот что, например, пишет современник: «На протяжении многих лет эта группа людей, получая то и дело пополнение, занимает почти все высшие государственные должности, благодаря которым, а также своему влиянию в Исполнительном совете, прибрала к рукам всю правительственную власть. Она верховодит в Законодательном совете и сохраняет свое влияние и на решение важнейших дел провинции. Кроме того, «семейный союз» держит под своим контролем по всей провинции большое число второстепенных должностей, которые находятся в ведении правительства… Суд, магистрат, высшие должностные лица епископальной церкви, большинство юристов состоят из приверженцев этой партии. В качестве пожалований или за деньги они приобрели почти все свободные земли провинции. Они полновластные хозяева в банках и до последнего времени делили между собой почти исключительно все должности в советах компаний, а заодно и прибыль»^{67}.

Удобно примостившись у кормила власти, презирая народ и не заботясь об интересах провинций, правящая клика все больше разлагалась и деградировала. Ее представители пытались копировать высший свет метрополии: строили жилища на манер английских усадьб, устраивали пышные трапезы, выезжали в экипажах, украшенных фамильными гербами, в сопровождении лакеев в ливреях с позументами. «Я не ожидала обнаружить здесь, — писала из Торонто английская писательница-путешественница А. Джемисон, — в этой новой столице новой страны с безграничными лесами вокруг средоточие самых худших пороков старой социальной системы, которая существует у нас дома. Торонто, подобно самому захудалому провинциальному городишке, обладает в то же время претензиями на столичный город. Здесь имеется своя мелкая колониальная олигархия, самозваная аристократия, которая ни на что реальное не опирается»^{68}.

Всевластие крупных землевладельцев и крупной буржуазии вызывало недовольство местной национальной буржуазии — мелких и средних предпринимателей, лавочников, купцов-посредников, занимавшихся розничной торговлей, которые составляли довольно значительную прослойку. В их интересах было освободить страну от колониальных пут и уничтожить господство местных клик. В этом их стремления совпадали с чаяниями всего народа и носили общедемократический характер. Но нельзя забывать о том, что национальная буржуазия сама вы ступала как эксплуататор по отношению к массе простых поселенцев. Купцы и лавочники опутывали долгами и разоряли фермеров. Методы капиталистической эксплуатации не были чужды и мелким предпринимателям, В крайне сильной зависимости от купцов и ростовщиков находились земледельцы в отдаленных районах, вынужденные почти всю связь с внешним миром осуществлять через посредников. В. И. Ленин писал, исследуя процесс развития капитализма в России: «Чем захолустнее деревня, чем дальше она отстоит от влияния новых капиталистических порядков, железных дорог, крупных фабрик, крупного капиталистического земледелия, — тем сильнее монополия местных торговцев и ростовщиков, тем сильнее подчинение им окрестных крестьян и тем более грубые формы принимает это подчинение»^{69}.

К средним, непривилегированным, слоям принадлежала часть мелких канадских сеньоров — те, кому не достались высокие оклады и синекуры и не нашлось места в рядах повой аристократии. Многие сеньоры прозябали в провинциальной глуши, их доходы и влияние катастрофически падали. Именно этим можно объяснить тот факт, что некоторые представители мелкопоместного франкоканадского дворянства приняли участие в политической борьбе за демократические реформы и даже стали выдающимися лидерами национально-освободительного движения, как, например, Луи Жозеф Папино.