Движение остановилось. Клементина заметила вслух, что первые нефтевозы застряли, наверное, уже несколько минут назад. Мы опустили окна, и в напряженной тишине раздалось пение птиц. Водители заглушили моторы, кое-кто даже вышел на дорогу. Солнце скрылось за грядой на западе, и тени у амбаров почернели. На коньках мазанок покачивались сухие снопы соломы. В нашей машине витал сладковатый запах лосьона. Горный перевал был всего в километре над нами, но всяческое движение замерло. Оставалось лишь ждать и недоумевать.
— Слушай, — начала вдруг Клемми. — Ты веришь… ну, в байки, которые рассказывают про место, куда мы едем?
Я и так сидела как на иголках, и вопрос едва не вывел меня из себя.
— О чем ты, скажи на милость?
— Выходит, нет.
Она словно знала о моем задании. Она знала, что оно имеет отношение к парку аттракционов, знала, что оно связано с расхожими стереотипами о Трансильвании. Но оставался еще один крошечный шаг, и его она пока не сделала. А пока не сделала она, не сделаю и я.
— Один мой друг называет место, где я работаю, Страной Клыков, — сказала я.
— Бр-р-р.
— Вот именно. Граждане этой страны, мягко говоря, не самые приятные люди. Они безумны. Амбициозны. Они орут друг на друга. Они критикуют и порицают. В лучшем случае поднимаются до рудиментарной порядочности. Но, насколько мне известно, никто из них реальную кровь не сосет.
— Ты уверена?
— Не совсем. Но опять же, я в такое не верю.
— Об этом я и спрашивала.
— То есть ты сама веришь? Веришь в вампиров?
Она задумалась над моим вопросом, словно он прозвучал осуждением (чем, по сути, и являлся).
— Моя проблема в том, что я не могу исключить факт их существования.
Мне уже приходило в голову, что ее, возможно, послал кто-то из членов синдиката, противящегося строительству парка. Но это слишком уж смахивало на выдумки Стимсона Биверса, и я решила не опускаться до теорий заговора. Солнце садилось.
— Катализатор перемен, — сменила я тему. — Любопытное выражение. А что, собственно, оно означает?
Клемми вздохнула.
— Точно? Не знаю. Кого-то или что-то, что проникает в реальность и меняет ее. Переиначивает саму ее основу. Термин и меня тоже всегда немного смущал. Но Джефф верил в него — всем сердцем. Катализатор перемен, агент перемен. Для мужа это звучало героически, словно из Джеймса Бонда.
— Думаю, вампир был бы своего рода катализатором перемен. Верно?
— Да, — улыбнулась она. — Только из команды противника.
— Так объясни, что плохого в слове миссионер?
— Дурные ассоциации. Белые ставят частоколы в джунглях и распевают «Все ближе Ты ко мне, Господь» утром, днем и вечером. Насильственное обращение чернокожих. Никому это не нужно, и уж тем более тем, кто отдал этому жизни. Мы хотим, чтобы Иисус приходил к людям в их собственной культуре, на их собственных, понятных ими условиях, а не на наших.
Ответ прозвучал убедительно, но я начала уставать. И она, наверное, тоже. Она притихла. Ветер принес тучи. По капоту застучали капли.
— Ты не против, если я закурю? — спросила Клемми.
Разве тело не храм Господень? Я махнула рукой, показывая, что не против. Поспешно вытащив из кармана рюкзака пачку, она закурила и поймала мой косой взгляд.
— В Святом писании про это ничего не сказано, уж поверь мне. Хочешь?
Я виновато улыбнулась. Я уже много лет не курила. Роберт считал, что благовоспитанной девушке курить не пристало. Но я не буду его целовать по меньшей мере неделю, а к тому времени запах дыма выветрится.
Прикурив еще сигарету, Клемми протянула ее мне.
— Мы сажали церкви.
— Что вы сажали?
— В предгорьях Гималаев к северу от Шринагара в Кашмире. Мы пытались привести мусульман к вере через понимание Христа. Нет, христиане нам были не нужны. Нам нужны были последователи Иисуса. Мусульманские последователи Иисуса. И все равно ничего путного не вышло.
Она снова прикрыла рукой глаза. Сигарета была поразительно хороша на вкус.
— Мой муж… — Клемми глубоко затянулась. — Он сломался. — На лице у меня, наверное, читалось недоумение. — Я про веру. Он избавился от иллюзий, так он мне заявил. Он от меня ушел.
Сосредоточившись на сигарете, я пропустила ее последнее замечание мимо ушей. Но прошло несколько секунд, и до меня дошел смысл ее слов.
— О боже. Твой муж тебя бросил? В Кашмире? Это ужасно. Когда?
— Год назад. Нет. Уже два.
Мне вспомнилось ее сочувствие, когда мы говорили про теракт 11 сентября, и я почувствовала себя мошенницей, ведь считала, будто со мной случилось что-то дурное.
— Мне так жаль, Клемми.
Она смотрела в пустоту перед собой. Казалось, ей нечего было добавить.
— Этим ты сейчас занимаешься тут, в Румынии? Сажаешь церкви?
Шмыгнув носом, она подняла на меня нежно-голубые глаза.
— Нет. Это не мой дар. Мне удобнее работать в одиночестве.
Я не стала вдаваться в подробности, опасаясь какой-нибудь проповеди. На один склон долины падал дождь. Над другим прореху между горами заполняло затуманенное красное солнце. Его диск подернулся золотом. Вспыхивали и мерцали капли на капоте. Клемми высунулась из окна.
— Ха, а там ведь что-то происходит!