Страна клыков и когтей

Она молчит, но каждый день ест кукурузную кашу и пьет стакан-другой молдавского вина. Отец ждет под стенами монастыря, чтобы забрать ее домой. Он ночует на ферме по соседству. Впервые за много месяцев я настроен оптимистично — непривычное ощущение.

14 ФЕВРАЛЯ

Страшный день святого Валентина. Я ходил навестить жениха Эвангелины в университетской клинике «Маунт Синай». Мне очень даже нравится его выпечка, в которой больше от французской, чем от центральноевропейской традиции, больше фруктов, меньше сливок и сахара, и хотя я приверженец последнего, ради качества всегда сделаю исключение. Он поправляется медленно, но как только пришел в сознание, его семья настояла на моем визите. Они хотели, чтобы я был в палате, когда ему сообщат новость об Эвангелине. Я, конечно, упирался. Со временем известие, что Эвангелина жива, обрадует мальчика, но пока, в его болезненном состоянии (неудавшийся самоубийца осознает истину своего отчаянного поступка), невозможно предугадать, как он отреагирует. Ужас и чувство вины могут дать непредсказуемые результаты.

Стоило мне войти в палату, как я понял, что радости мне визит не принесет. Во-первых, от мальчика осталась лишь тень его самого. Руки замотаны бинтами по плечи. Кожа стала голубовато-белой, а тени под глазами лишь подчеркивают жалостливое выражение. В последний раз, когда я его видел, он был красив, как кинозвезда. Но с тех пор съежился до острия смерти. Мне пришло в голову, что он и в самом деле умер, и к жизни его вернули неправедным путем. В палате пахло поражением и смертью. Члены семьи обступили койку: проверяли капельницу, поправляли подушки, а еще постоянно кусали ногти. Мальчика пока не перевели на твердую пишу. Почему-то эта сцена напомнила мне об Эдварде Принце.

Когда я вошел, родители пробудились от скорби, забормотали ненужные слова благодарности за потраченное время, и я постарался избавить их от неловкости. Еще никогда слава — побочный продукт моего призвания, не значила так мало. Я выразил свое восхищение его талантами и сожаление о случившемся.

— Ему уже сказали? — спросил я.

Они затрясли головами. Внешность у мальчика от матери. На груди у нее покачивалась, решительно поблескивая золотом, звезда Давида.

— Думаю, лучше подождать, — предложи я.

— Нет, — отозвалась красавица-мать.

— Но уверены ли мы, что он готов услышать?

Отец посмотрел на мать, а та высказалась за обоих:

— Мы боимся, что если не скажем, он тихо отойдет.

Она разразилась рыданиями.