Страна клыков и когтей

Нахмурившись, она осмотрела его внимательнее, а после сбросила одежду, и я впервые увидела ее тело — длинноногое, худощавое, но сильное, с сухожилиями, каких никогда не было у меня. Она была девчонкой с прямыми волосами — чистой и простой.

Забравшись под одеяло, она уютно прижалась ко мне и под стук дождя продолжила свой допрос. Она не собиралась бросать преследование. Ей было нужно от меня что-то очень ценное.

— Тебе лучше? — спросила она.

Я глубоко заглянула ей в глаза.

— Саксонцы рассказывали, как убить то существо, о котором ты говорила?

Мы обе лежали на боку лицом друг к другу, согревая друг друга. Она коснулась моей щеки.

— Я надеялась, ты мне про это расскажешь.

Я почувствовала, как заливаюсь краской паники.

— Если бы я его убила, то рассказала бы.

Голоса трепетали у меня в голове, как птичьи крылья. Она снова погладила мою щеку, но я отстранилась от ее пальцев. Дождь с силой хлестал в окна.

— Возможно, не убила, но сбежала от него. Почему бы тебе не рассказать как?

Я отвела взгляд. Коснувшись моего подбородка, она снова заставила меня взглянуть ей в глаза.

— Только посмотри на себя. Краснеешь? О чем ты умалчиваешь?

От дождя ее лицо светилось. Губы приоткрылись в неотступном вопросе. Мне хотелось, чтобы она замолчала. Хотелось причинить ей боль. Хотелось остановить поток вопросов. Она почувствовала мой страх и легчайшим движением погладила меня по животу.

— Ты никому, никому не расскажешь, — предостерегла я. — До смерти.

— Никому.

Я приблизила губы к ее уху, холодному и влажному. Пока она слушала, ее руки лежали у меня на талии.

— Так я и знала, — прошептала она.

Ее руки скользнули с моей талии к низу живота, где она обнаружила странный синяк. Она поцеловала меня в губы.

30

Мое повествование не предполагает легкомыслия, ему тут не место. Я просто стараюсь быть по возможности честной. Моя сексуальность играет роль в этой истории и имеет значение для ее исхода. Скажу, что за несколько недель, которые мы провели с Клемми, я испытывала к ней глубокие чувства, хотя и понимала, что наша близость долго не продлится. Более того, у меня было дурное предчувствие. Возможно, уже тогда Торгу нашептывал наше будущее. Занимаясь сексом, я говорила себе, что в основном предпочитаю мужчин, но пережитое в отеле на горе что-то во мне высвободило, расшатало устои и правила, какими я руководствовалась в большинстве жизненных ситуаций. Все равно те устои и правила — вымышленные. Каждый из нас — сумма того, что встречается в роду человеческом. Сегодня я это знаю.

Неверно было бы сказать, что в тот момент я подпустила ее к себе по той же причине, по какой разоблачилась перед Торгу — ради выживания. Клемми желала чего-то большего, чем секс. Ей требовались ответы, а я отказывалась их дать. Взамен я могла предложить лишь иную реакцию: отвлечь ее, чтобы защитить себя. Если в те часы полнейшей растерянности и страха ей хотелось со мной позабавиться, я ей это позволяла. Такая малость — из благодарности дать ей то, чего она хочет. Теперь я понимаю, что я много хуже, нежели просто трусиха, но я прощаю себе эту вину. Я все бы себе простила. Я хотела жить.

На следующее утро мы улизнули от угрюмых взглядов портье на поиски еды, и Клемми задала практичный вопрос:

— Что теперь?

У нас кончались деньги. Следующая ночь будет нашей последней в гостинице. Мы могли бы вытащить на дорогу и попытаться продать арендованный «BMW», ведь рано или поздно мне придется объявить, что я жива.

— Пока не могу, — сказала я, думая про Торгу.

С каждым проходящим днем я все больше казалась себе его приверженцем, все меньше жертвой. Я была не в состоянии объяснить эту трансформацию, но мне чудилось, что за мной охотятся, и, сама о том не подозревая, Клемми стала одним из охотников. Она пока не ведала, что добыча у нее уже в руках.

— А нам нельзя просто немного постранствовать? Пока я не пойму, что говорить. Тебе ведь это понравилось бы, да?

— В том, что мы делали, греха нет, — отрезала она, будто я ее в чем-то обвиняла. — Иисус о нем даже не упоминает.

— Конечно, нет. Я не то имела в виду. Я просто… Мне бы хотелось…

— Извини, — покраснев, она снова бросила на меня тревожный взгляд. — Возможно, это прозвучит не по-христиански, но почему бы тебе просто не солгать? Скажешь, что попала в лапы гангстеру, что он тебя изнасиловал, избил тебя и запер, а потом ты сбежала. Кто в этом усомнится?

Будь дело лишь в моей невиновности, я бы сию секунду обратилась в полицию. Но удерживало меня как раз разрастание моего нового темного я. Мне не хотелось от него отказываться. Не хотелось утрачивать власть. Соучастие можно было прочесть у меня по лицу. Полиция поймет. Клемми уже поняла, хотя пока этого еще не осознает. Пока не хочет верить. Но поверит, а тогда придется улаживать проблемы. Поэтому вместо того, чтобы лгать полиции, я сказала полуправду ей:

— Я плохо умею врать.