И тут он объяснил мне, как все отношения Бесси с мужчинами зарождались столь многообещающе, но завершались неизменно бесславно. Начав еще с Тимми из будки охраны, доктор Фелч рассказал мне о внеплановой беременности моей новой возлюбленной, о ее выкидыше, о ночи, проведенной ею в окружной тюрьме за террористические угрозы, о ее словесных оскорблениях, ее завуалированных обвинениях, неприкрытых инсинуациях, невыполненных угрозах,
– По асфальту?
– Да, по асфальту.
– Вот теперь вы меня и
– Чарли, я предупреждал вас с нею не связываться.
– Предупреждали. Но я вам не поверил. Между нами все произошло так быстро. Все казалось таким органичным и неизбежным. Словно вода, что ищет сообразный для себя уровень. В сравнении невозможно, чтобы все остальное это было правдой…
– Поверьте, это правда.
– Я верю вам. Однако мне хотелось бы услышать и другое мнение, если вы не против…
Я отпил чаю.
– Так вы можете предоставить мне другое мнение? – спросил я.
– Еще бы, – кивнул Уилл. – Все это правда. Полегчало? – Уилл держал сигару в пальцах и, говоря, сделал величественную затяжку, после чего выдохнул дым огромной тучей, что медленно поднялась у него над головой и затмила собою табличку «НЕ КУРИТЬ», висевшую прямо над ним, – табличку, вывешенную там специально
– Что же случилось с
– Она пыталась его эмаскулировать.
– Что?!
– Пока спал. Перед самым рассветом. И ей, к черту, это почти
– Не может быть! Она ж у меня в квартире была только вчера вечером. Приготовила рагу, потом вымыла всю посуду. Сказала, что любит меня. В голове не укладывается, мистер Смиткоут, вот не укладывается, и все!
– Она не вполне сказала, что
– Это уж точно. Но все равно не могу поверить, что это правда. Все равно не могу во все это поверить…
– Они правы, Чарли, – сказал Расти, тыча пальцем в копию протокола ареста, которую нашел у себя в музейных архивах. – Боюсь, все это правда по всем статьям. – (После стольких приглашений я наконец поймал Расти на предложении посетить музей и, безразлично осмотрев разнообразные постоянные экспонаты – старые снимки ранчо «Коровий Мык», антикварное тавро, чучело голштинки во всей ее таксидермической безмятежности, – набрался мужества спросить о предполагаемом инциденте с Бесси.) – За тот случай ей присудили кое-какие общественные работы. Ее дядя был судьей, иначе все могло обойтись гораздо хуже. Но да, она после той злополучной эмаскуляции на весь городок прославилась.
– Странно, что доктор Фелч не упомянул этого инцидента вместе со всеми прочими. Ведь можно решить, что он как раз и будет где-то в начале списка. Если не
– Вероятно, ему до сих пор слишком мучительно о нем вспоминать. И поэтому он предпочитает о нем не говорить. А также именно поэтому ему не хочется вообще вспоминать свою четвертую жену.
– Я не понял? Какое отношение его бывшая жена ко всему этому имеет?
– Вы не знали?
–
– Что они были женаты?
– Кто?
– Билл и Бесси. Он был ее третьим мужем, а она – его четвертой женой. Никому из них не нравится об этом говорить. Вообще-то они были счастливо женаты несколько лет, покуда она не узнала, что у него роман с женщиной, которой едва исполнилось тридцать. До того рубежа их брак бодрил. Но все рано или поздно заканчивается. И их супружество завершилось почти что эмаскуляцией. Я думал, вы знали…
– Нет, не знал.
– Ну, теперь знаете.
– Знаю.
– И теперь в курсе.
– Обостренно…
– Так
– Кажется, у меня нет выбора!
Доктор Фелч улыбнулся.
– В смысле, она замечательна – не поймите меня неверно. Чудесная личность. И преданная мать. Мы с нею с тех пор помирились и ладим сейчас превосходно. Я о лучшей секретарше и мечтать бы не мог. И что бы там ни утверждало обвинение, не думаю, что она
Доктор Фелч отхаркнул еще одну струю табака.
– …и как можно
Услышав это, я перекатился на бок.