Страна коров

{…}

Для великого любовника времени не существует. Ибо что есть время, если ты влюблен? В объятьях возлюбленных время замирает. Вернее сказать – течет иначе: словно потоки, обегающие погруженный в воду валун; либо как неровный ток академического семестра – поначалу мягко, затем все с большей и большей настоятельностью – беспощадно вниз по течению, к утесу экзаменационной недели, к неотвратимому крещендо сотрясающего оргазма. Надежно связанное в объятиях возлюбленного, время – всего лишь докука, считаться с коей нужно лишь абстрактно: будто рядовой врачебный осмотр прямой кишки, откладываемый до тех пор, когда становится слишком поздно, либо настойчивый стук студента, не внемлющего часам приема, столь явно вывешенным на двери. Поймете поток воды, текущий с того места, что выше, в то, что ниже, – и вы поймете поток времени от прошлого к будущему, траекторию истории от надежды к устареванию, великое движение влаги от невежества к безразличию, а затем, в итоге, к поджидающей дельте любви. Как тело напрягается перед оргазмом, так и прохожденье времени содрогается и высвобождается, расширяясь и сокращаясь, словно импульсивные любовные мышцы человеческого тела. Управлять этими мышцами – непреходящее достижение всех великих любовников: точно так же человек всегда грезил о покоренье сотрясающих судорог времени.

Царства, на которые человеку удалось распространить свое влияние, варьируются от сущностно необходимых до произвольных; нет, похоже, такого природного процесса, что устоял бы против вмешательств человеческого каприза. Поскольку цель – удобство, честолюбивый разум человека сглаживал тяготы жизни и делал бытие более неизбежным. Человек приручил покорных бычьих и развел рукколу на огородных грядках. Вода, что раньше собиралась на больших расстояниях, теперь протекает по причудливой инфраструктуре всего в нескольких шагах от его жажды, как будто целью была сама вода, а не судьбоносный акт ее обретения.

Природе известно равновесие, а вот человеку, к вящей его досаде, – нет. Даже когда жизнь трудна, жестока и непостижима, у мира природы всегда отыщется способ все привести в согласие. Будут происходить потопы, пожары и засухи, но природа всегда позаботится, чтобы они не длились вечно. Лишь человек стремится к совершенству в абсолюте; и только он способен создавать горести, которые не уходят, последствия, от которых нет средства естественного происхождения. Здесь ненасытная тяга к ускорению вневременных траекторий его мира заводит его все дальше и дальше прочь. Погоня за пустыми удобствами подбивает его судить задним числом самую пищу, что он ест, воздух, которым он дышит, воду, что он пьет. Его безрассудное стремленье к результативности подвело его к запруживанью свободно текущих вод и изменению речных троп навсегда. Он рассек связи народов и их исторических родин и поспособствовал смерти некоторых языков, чтобы другие понимались лучше бóльшим количеством людей – пусть на них и не говорили бы с любовью. Во имя более результативной коммуникации он зачастую ускорял кончину языка. И во имя создания лучших условий жизни он, сам того не ведая, подверг опасности свойство, какое некогда имелось у жизни для собственного воспроизводства.

Но есть и такое, чем человек не способен управлять – самим потоком времени. Ибо время течет по собственному произволу. И как бы вы ни старались, вам не по силам ускорить ритмы природы. Восход солнца виден тогда, когда солнце восходит, а море и дальше будет склонно к приливам и отливам по своему собственному расписанию; существуют законы вечного дня, и есть законы несякнущей влаги – и они выстоят дольше самых стойких из нас. Ибо законы любви наверняка долговечнее законов человека. Как небесные времена вытерпят земной семестр. И река переживет плотину. И сон, как с ним это обычно бывает, в конечном итоге победит все остальное.

{…}