Страна людей

Колонна, пройдя несколько улиц, начала приближаться к центру. Из домов, подвалов, из милицейских участков люди, задержанные вчера, были отпущены. Они выскакивали на улицу и присоединялись к удивительному маршу. Это была нескончаемая река людей. Это был спортивный, боевой и трудовой поход. Все зависело от того, что находилось в фонотеке Павла.

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, Преодолеть пространство и простор, Нам разум дал стальные руки-крылья, А вместо сердца – пламенный мотор.

Теперь они летели на самолетах, на крыльях сказки и мечты, как это делали их недавние предки. И теперь эти, совершенно здоровые люди, почему-то пели песни той эпохи.

Все выше, и выше, и выше Стремим мы полет наших птиц, И в каждом пропеллере дышит Спокойствие наших границ.

Шествие подошло к больнице. Восторженные здоровые-больные в никому не нужных смирительных рубашках, высовывались из окон, махали развязанными руками, кричали, пели и рвались на улицу. Тогда Иван Степанович принял решение – открыть ворота и выписать всех больных. И радостные люди, не успев снять больничные наряды, как были – в пижамах и смирительных рубашках, устремились наружу, чтобы смешаться с праздничной толпой, с веселым карнавалом, с маршем дружбы и любви…

Все выше, и выше, и выше Стремим мы полет наших птиц, И в каждом пропеллере дышит Спокойствие наших границ.

И никто в этом карнавале радости не заметил, как к колонне подошла большая серая или пегая лошадь. Она встала во главе организованной толпы счастливых людей и, как само собой разумеющееся, повела их за собою. Губа ее отклячивалась книзу, покачиваясь в такт шагам. Никто не обратил внимания, как Катенька, наша Катенька, в порыве радости и юного задора, теперь помогала Павлу выбирать песни. А потом, взявшись за руки, они счастливой парочкой, пристроившись за лошадью, зашагали по улицам и площадям…

– Почему они поют эти песни? – думал МЭР-историк, немного отстав и смешавшись с толпой. – Как такие удивительные слова и такую музыку, вообще, могли написать в те страшные годы, когда одни умирали в застенках, а другие шли по площадям и пели их? Почему таких песен не пишут теперь? Странно, почему он раньше не задумывался об этом? Столько вопросов! Он прекрасно знал историю той эпохи, но задумался об этом впервые. Были безумны те люди в тридцатые годы, когда в любой вечер за каждым из них могли прийти, а они пели эти песни? Были безумны те, кто за ними приходили и служили режиму? А ведь их было много, очень много – целая армия ночных гостей. Безумны ли те, за сеткой оцепления, которые больше их не поют и не пишут? Или безумны эти, идущие в смирительных рубашках и поющие о спорте, авиации, дружбе? Как все странно…

Солнце село за горизонт, больше оно не могло задерживаться. Его ждали повсюду, во всех уголках маленькой круглой планеты, но оно осталось довольно, посидев в первых рядах партера на таком празднике.

Люди организованной колонной подошли к центральной площади, где собрался весь город.

– Сказать речь? – подумал МЭР. – Нет, достаточно было сказано вчера, пора бы и честь знать…

Лошадь улеглась посреди площади. Никто не удивился, откуда она взялась. Лошадь и лошадь, нелепая, с грязными пятнами на серых боках и удивительной черной гривой. Она сидела и спокойно смотрела на людей. Молодая женщина с черным футляром пристроилась рядом со своей вчерашней знакомой. И уже не хотелось музыки из динамиков, не хотелось маршей и построений, сумерки нависали над площадью, стало уютно и тепло в этой большой людской толпе. Тогда женщина достала из футляра скрипку и заиграла.

Она играла музыку, которую все слышали впервые. Она не была написана ни сто лет назад, ни вчера, даже не сегодня. Женщина сама ее никогда не слышала, только в глубине ее души иногда возникали фрагменты призрачного звучания, растворяясь в тишине или суете дня. Но теперь она играла эту музыку, которая неуловимыми звуками расстилалась по площади, отражаясь от стен домов, нежным эхом проникая в отдаленные закоулки. Она была призрачна, неуловима, потому что повторить ее уже никто не сможет, никто не запишет ее и не воспроизведет. И жить, и звучать она будет только здесь и сейчас, пока не закончится… И умрет? Нет, останется в сердцах людей, которые почувствовали, что присутствуют при рождении нового и неповторимого, того, что исчезнет навсегда. Люди в странных нарядах с пьяной площади и стадиона, люди в смирительных рубашках и пижамах, ребята с дубинками в руках, художник и девушка Катенька, и лошадь – все на мгновение замерли, слушая, и провожая каждый волшебный звук мелодии в последний путь. А женщина все играла и играла, даруя им еще один миг, короткое мгновение насладиться чем-то великим, потрясающим и… неповторимым. Наверное, в том и был смысл этой мелодии, что повторить ее будет не дано никогда и никому. Как в любви…

Глава 19