В кратком изложении это выглядело так — Сталин давно мечтал об океанском, могущественном флоте, была у него такая «любимая игрушка», но, то у Советского Союза не было экономических возможностей для этого; то, появились экономические возможности, но не тянула промышленность, при этом вставшая насмерть, лишь бы не допустить заказов в Германии; то, как это было перед самой войной — появились деньги на то, чтобы заказать два современных линкора с 406-мм орудиями в США, но дело сорвалось из-за «морального эмбарго».
— Когда я знакомился с документами, освещающими послевоенную кораблестроительную программу, у меня сложилось впечатление, что Сам был за масштабное военно-морское строительство — но стеной встали сухопутчики и летчики, которым требовалось коренное перевооружение на новую технику, вот все и спустили на тормозах — грустно сказал Кузнецов — ну а меня с товарищами скушали, чтобы не путался под ногами со своими авианосцами и тяжелыми крейсерами, провернув интригу, чтобы все это выглядело благопристойно. Возможно, что и оборонщики приняли участие — им хватало хлопот с новыми танками и самолетами, чтобы вешать на себя и новые корабли. Ну а Сталину приходится учитывать мнение и армейцев, и руководителей оборонки — тогда становится понятно, почему был такой состав обвиняемых по «делу адмиралов» — Алафузов и Степанов, соответственно, создатель советской теории морской мощи, разумеется, в классическом варианте, и его «правая рука», применительно к штабной работе; и Галлер — руководивший созданием наших кораблестроительных программ, и, куратор программ морского вооружения; в общем, выбили ключевые фигуры, без которых я был как без рук.
— Вы правы, Николай Герасимович — прокачав ситуацию, подтвердил я — тогда, в конце 40-х, ликвидировали кафедры оперативного искусства в военно-морских вузах — восстановили их, по-моему, только в 1963 году; показательно свирепо расправились с переводчиком книги «Английская морская пехота» — каперанга, не помню его фамилии, лишили звания, боевых наград и посадили на 15 лет, по смехотворному поводу, обвинив в «восхвалении английской морской пехоты». И вообще теоретики флота очень пострадали — были репрессированы, кроме Алафузова, Белли, Егорьев, Боголепов — это те, кого я помню.
— Все сходится — кивнул Кузнецов — выбили тех, кто выступал за самостоятельную роль флота — готов поспорить, что Алафузову поставили в вину его теорию «зонального господства»; а каперанг, которого Вы упомянули, по всей видимости, Травиничев — это наш ведущий теоретик морской пехоты — все верно, похерили саму идею сильной морской пехоты, чтобы у флота не было даже мысли о чем-то более серьезном, чем высадка тактических десантов в рамках поддержки приморского фланга армии.
— Вы победили в споре, Николай Герасимович — согласился я — это назвали, по-моему, «перелицовкой англосаксонской теории морской мощи».
— Ну, обвинители сказали правду — горько улыбнулся Кузнецов — это действительно переделка англосаксонских теорий применительно к нашим условиям и скромным возможностям.
— Меня в юности очень удивляло, почему у нас с конца 40-х до начала 60-х вообще прекратили изучение иностранного военно-морского опыта — припомнил я еще одну странность — первый учебник, где излагался опыт Второй Мировой, полученный ведущими флотами мира, издали только в 1962 году.
— Вот видите, Михаил Петрович, как все сходится — повторил Кузнецов — что же касается вас: Сам поручил Вам подготовить доклад о начальном периоде войны на Тихом океане, из чего можно сделать далеко идущие выводы, что ему нужен не просто командир «Воронежа» Лазарев, но адмирал Лазарев, которого он, насколько я понимаю, примеряет на роль моего сменщика, возможного главкома флота, в связи с чем у меня есть к Вам несколько риторических вопросов. Начнем с того, что строго говоря, Сталин прав — сколько еще ресурса осталось у «Воронежа», на полгода, год, если повезет? Использовать же ваш корабль как опытовую лодку, что Вы предлагаете — да, несомненно, однако же с этим справится человек и меньшего калибра, чем вы. Когда Сам говорил «Кадры решают все», это был крик души — полагаете, я не знаю настоящую цену тем же Октябрьскому с Трибуцем? Просто нет гарантии, что их сменщики не окажутся еще хуже.
— Николай Герасимович, слово офицера — я никогда не буду Вас подсиживать — искренне сказал я — и в мыслях такого не было.
— Я верю Вам, Михаил Петрович — глядя мне в глаза, сказал Кузнецов — но Вам никогда не приходила в голову мысль, что Вы будете наилучшим для меня преемником на посту наркома флота — просто потому, что Вы, как и я, душой болеете за флот, Вы будете делать для флота все возможное — а в Вашем мире на мое место наверняка назначили кого-то, кто сидел «тише воды, ниже травы».