Страна мечты

Больше всего Париж был похож на блошиный рынок. Торговали тут всем, и везде — был бы антикваром, со временем и деньгами, столько бы интересного найти мог! Причем продавцами нередко были не местные (эти‑то как раз понятно), но и американские военные, причем в чинах — сам видел, как их подполковник ходил по рынку со связкой наручных часов, налетай, покупай, кто желает? Едва удержался, от того, чтобы подойти и спросить, ну и нахрен ему это надо? Тем более что часы, скорее всего, были краденые — нам рассказали в посольстве, что тут союзники мародерят, нам такое и не снилось! Причем чем больше чин, тем больше аппетиты — рядовые тащат сумками и рюкзаками, офицеры грузовиками, генералы поездами и пароходами. «Подвиги» некоего генерала Хаули уже удостоились особого слова, «хаулиганизм» — ну зачем американскому генералу, например, эшелон с цементом? А если у этого генерала есть приятели на нью — йоркской бирже, где все можно легко продать? С нашими не сравнить — про деяния маршала Жукова, расписанные демократами в «перестройку» я наслышан, вот только не было в СССР товарных бирж, так что при желании не продашь, например, партию немецких пулеметов куда‑то в Бразилию или Уругвай (еще один подвиг мистера Хаули), поневоле приходится ограничиваться личным потреблением. И если у нас с мародеркой всерьез боролась военная прокуратура, то у янки эта обязанность была возложена непосредственно на командиров, теоретически должных следить за подчиненными, ну и какой офицер — фронтовик будет своих людей наказывать за набивание рюкзаков?

Разрушений было мало. Хотя попадались дома, так и не восстановленные еще с мартовской бомбежки сорок третьего, полтора года назад. А вот при освобождении Парижу повезло, в отличие от многих других французских городков, перед штурмом разбитых англо — американской авиацией до состояния щебенки. Но повстанцы (здесь как и в нашей истории, было выступление партизан в последние дни) и войска «сражающейся Франции» генерала Де Тассиньи, первыми вступившие в Париж, старались щадить свою столицу, ну а немцам уже не хватало ни боеприпасов, ни желания драться по — настоящему. На разборке завалов совсем не было видно пленных фрицев, как в наших городах — зато мелькало множество каких‑то восточных рож. Что, эпоха толерантности наступила раньше времени — нет, это турки и арабы, которых Исмет — паша успел продать в Рейх, рабочей силой, теперь их и запрягли на неквалифицированный труд, копать и таскать.

Да, еще парижанки. Видел не раз, как толпа гнала, поодиночке или группами, наголо остриженных женщин, облитых грязью и помоями — премерзейшая картина! Это наказывали тех, кто с немцами себе позволил, как в Еврорейхе призывали, «вместе работать, учиться, влюбляться и отдыхать». Но и в обыденной жизни среди прохожих на улице таких «немецких шлюх» легко можно было узнать, так как им было запрещено покрывать головы, даже в холод. И любой мог сказать — пойдем со мной, раз ты не отказывала немцам, то не смеешь отказать доброму французу, а тем более, английскому или американскому солдату! Впрочем, я видел, как американцы днем, при всех, подходили к любой француженке, показывая купюру, или упаковку чулок. Видел и как однажды трое солдат — янки тащили в джип девушку (не бритую!), она визжала и пыталась отбиваться, а все на улице делали вид, что ничего не замечают. Ничего подобного не было в Риме, и вообще, в северной Италии — и дело было вовсе не в наличии комендантских патрулей! А нам строжайше было приказано, не вмешиваться, во избежание провокаций — да и вообще, это не наша территория, и не наши проблемы!

Глядя на доблестных союзников в Париже, у меня возникало стойкое дежа вю с Римом до начала событий. Пока еще не тронутый войной, веселящийся город — и немецкие морды на улицах. Английских и американских военных в Париже отличала не только форма, но и самодовольное выражение на лицах, хозяев жизни. Как у дойче юберменьшей… или все же, нет?

На второй день здесь, я и Валька зашли в кафе — бистро. После того, как пару часов болтались по улицам — святое правило, раз уж попал сюда, ознакомься с территорией, карта и опрос знающих людей, это само собой, но личной рекогносцировки ничто не заменит. Ныряли в проходные дворы, в одном нас даже пытались ограбить, ну баловство одно, какие‑то трое апашей, даже не с огнестрелом, а с ножами — решили, наверное, что двое чистеньких штатских (мы были не в форме) испугаются их грозного вида? Совершенно не обратив внимание на некий длинный предмет у меня в руке, завернутый в газету. Мы же не в Голливуд играем, даже от этой шатрапы по дури можно было стать «трехсотым» и выйти из строя, так что обошлось все предельно быстро, без красивых сцен и долгих нравоучений, ну не играет нож против нунчак, а работать против них, не имея ствола, это надо быть Брюсом Ли или Чаком Норрисом. А после зашли в бистро, где уже сидели трое американских сержантов (система званий у них сложная, и нашего аналога не имеющая, вот как перевести, например, «главный дивизионный сержант»?).