Страна мечты

— Нет — отвечаю — пропаганду можно считать, как взятие кредита доверия у народа. Сумел оправдать, даже солгав «во благо», тебе простят, победителя не судят. А не сумел, тогда предъявят к оплате, и с процентами — вообще верить перестав. Геббельс на том и погорел: нельзя же бесконечно поражения за победы выдавать! А тут — мы же знаем, чем завершится эта война, там за месяц управились, здесь вряд ли провозимся дольше. Ну а после — пусть битые самураи доказывают, как Керенский, что «я в женском платье не бежал», кто их станет слушать?

— На суше управимся — заметил Саныч — а вот на море будет проблема. Там, в августе сорок пятого, японского флота по сути, уже не существовало. А здесь он пока что даже после всех потерь вполне сравним например, с британским. И что от него останется к следующей весне, это большой вопрос! И нас там нет.

План перехода «Воронежа» на Тихий океан существовал еще с весны. Подо льдами Арктики — в принципе, наши атомарины такое совершали, вот только давали за то командирам в мирное время боевые ордена! Уж очень гидрология там поганая, особенно на подходах к Берингову проливу, и мелководье, буквально на брюхе ползти между льдами и морским дном. Если случится что — тогда песец, помощи там даже теоретически ждать неоткуда. А теперь еще эта авария с реактором, и насколько она серьезна, никто в этом времени не мог дать ответ определеннее, чем Серега Сирый — а его мнение уже озвучено, и московским товарищам известно:

— Приказ поступит, придется идти. Но лично я никакой гарантии не дам, что дойдем. По — хорошему, после такой эксплуатации нам заводской ремонт энергоустановки нужен, в нашем времени. Здесь на Севмаше сделали максимум, что реально возможно — рентгеном просветили все, до чего смогли добраться, корпус нормальный, по арматуре нашли еще пару подозрительных мест, усилили и подкрепили. Но в реакторы влезть тут нельзя никак, и что там внутри, один Аллах ведает — сдохнуть может в любой момент. А это абсолютно реальный шанс в следующем выходе превратиться в настоящего «летучего голландца», мертвого и радиоактивного. Если работать накоротке, в Баренцевом и Норвежском море, вблизи наших баз, то есть шанс, если что и случится, аварийный реактор глушить, тянуть домой на одном борту (прим. — на АПЛ пр.949 было два реактора, два турбогенератора, два гребных вала — В. С.). Под многолетними льдами — лишь молиться богу Нептуну.

Лично для меня оба варианта — командовать «Воронежем», или принять предложение Кузнецова — были равноценны. Тут и русский «авось» присутствовал, ну продержится техника еще недели две перехода, если до того работала месяцами — нам лишь бы подо льдами проскочить! И удовлетворение, что историю мы уже повернули по — крупному, и назад никак уже не открутить — так что и помирать не страшно, хотя жить конечно очень хочется. И желание довести боевой счет до сотни, а то все цифра «92» на рубке, а хотелось бы трехзначное число побед? Ну и наконец, хоть один полноценно утопленный вражеский линкор — а то недоразумение какое‑то получается, «Тирпиц» англичане успели дотопить, «Айову» в официальный список включать никак нельзя, «Страстбург» флаг спустил, наши в Специю успели утянуть, «Шарнгорст» вроде как недомерок какой‑то, а вот «Ямато» бы потопить, или сразу оба этого типа? Ведь силен пока еще японский флот, даже очень — и пожалуй, по — прежнему сохраняет третье место в мире, после янки и англичан. И сколько там жирных мишеней? А главное, для меня роль командира атомарины была привычнее, чем работа комфлота, вести в бой разнородные силы флота этих времен — если не справлюсь, доверие не одного Николая Германовича, но и самого товарища Сталина не оправдаю, а это, не дай бог!

12 августа прилетел сам Нарком ВМФ, со свитой. Выслушали меня и Серегу Сирого, осмотрели «Воронеж». 14 августа было объявлено, что атомарина остается на Севере — ну а вам, товарищ Лазарев, надлежит расти и расти.

— Что же до К-25, то не одним же американцам «альбакоры» строить? Поработаете теперь на благо товарищей конструкторов.