Страна мыслителей

- Не бойся, не прилипну. Или ты от нетерпения уже успел

наложить в штаны? - бойко парировала жена. - Тогда

выхожу, не люблю вони в неположенном месте.

- 357 -

- Гляди ты, какая языкастая, - Луиджи даже малость

развеселился. - А я говорю, если я тебе кое-что сейчас

скажу, то ты точно прилипнешь.

- Валяй, - под шум сливаемой воды разрешила жена.

- Эй, не спеши, сначала послушай, может и выходить не

захочешь, - пошутил Луиджи.

- Как же жди.

- Точно, - не унимался Луиджи.

- Тогда, давай, не томи, - и в туалете вновь принялись

усердно орудовать бумажкой. Видно драили на совесть.

- Я, мать, пока ты там, глядел в телек и, знаешь что?

--Ну?

- Пришельцы, мать, объявились. А что, правда,

неплохо? Может и к нам в гости зайдут. Чем не подарок на

Новый год? То-то прославимся! Хорошо бы прославиться,

а, мать? Э, чего молчишь? Ты что, всю жизнь так и хочешь

прозябать в безвестности? Тогда ты, мать, дура, упустить

такой шанс.

Из туалета по прежнему не доносилось ни звука. И все-таки, что-то казалось неестественным в этом затишье. Как будто

это была всего лишь временная тишь перед грядущей бурей.

И точно, не успел Луиджи в очередной раз повторить свой

вопрос, как львиный рык донесся из туалета и через секунду

дверь с треском распахнулась, и на пороге появилась жена, судорожно сжимая побелевшими пальцами изрядный кусок

туалетной бумаги. Потрясение ее было столь велико, что она

даже не соизволила одеться, и теперь предстала перед

мужем частично в чем мать родила. Надо отдать должное

Луиджи, даже в этот ответственный миг, он не мог не

восторгаться прелестями любимой женщины.

- Вот это корма! - восхищенно, помимо его воли, вырвалось

у него. Жена аж взвизгнула.

- Я тебе покажу, корма, скотина безмозглая. Я сижу себе

спокойно, никому не мешаю, ответственным делом

занимаюсь, а он меня всякой ерундой отвлекает. Твое

счастье, что я все-таки успела, а не то быть твоей роже

измазанной, сам знаешь чем, - и жена, потрясая мощными

- 357 -

ягодицами, величественно прошествовала в спальную.

Что мог на это возразить Луиджи? Каждый, как известно,

руководствуется лишь собственными критериями в оценке

степени важности, с досады Луиджи даже покраснел. Вот

тебе и на, хотел человеку приятное сделать, и на тебе -

сделал. Эх, ма, придется подлизываться, и он с грустью

добавил: «Это еще куда ни шло, но как видно придется и

раскошелиться, а это уже гораздо хуже». Но Луиджи был

философом по натуре, а как известно, главный девиз всех

философов - никогда не грустить. И поэтому, после пары

стопок спиртного и трех четырек затяжек гаванской

сигарой, настроение Луиджи снова улучшилось и приобрело

тот праздничныи вид, который и должно иметь настроение

человека в этот торжественный вечер.

Часы между тем пробили половину десятого, до полуночи

оставалось еще целых два с половиной часа. Мысль Луиджи

работала с лихорадочной быстротой. Так, время еще есть,

надо начинать и начинать немедля. Нельзя же, в конце

концов, портить вечер из-эа такой чепухи. Приняв томный и

вместе с тем решительный вид, Луиджи на цыпочках

отправился в спальную. Дверь оказалось запертой. Луиджи

осторожно постучал.

- Вали отсюда, раздался сердитыи голос жены.

- Киска, не сердись, - робко начал Луиджи. - Прости, я был

не прав.

3а дверью молчали, слышалось только злое сопенье.

- Кисуля, - продолжал Луиджи, - я заглажу свою вину. Я

подарю тебе что-нибудь. - Тут Луиджи сделал паузу и

прислушался. Сопенье за дверью стало, как будто, менее

злым. - Я подарю тебе, я подарю.., кисуля, а чего бы ты

хотела?

- Не нуждаюсь в подачках, - гордо ответили из-за двери.

Но Луиджи, несмотря на его быть может некоторую

огранниченность, не был однако лишен наблюдательности.

Чуткое ухо его не замедлило отметить некоторую талость в

тоне жены. Вывод напрашивался сам собой. Нужно

продолжать атаку, и цель будет достигнута.

Жаль, - пробормотал Луиджи, - а я хотел подарить тебе

перстень с бриллиантом в целый карат.

- Дорогой, мне кажется, ты хотел сказать: в два карата, - томно проговорила жена из-за двери. - Заходи, это надо

- 357 -

обсудить. - И дверь в спальную, наконец-то, распахнулась.

Но едва успели супруги заключить в объятия друг друга и

приступить к своим основным супружеским обязанностям,

как что-то лохматое и безобразное кубарем перекатилось

через порог их спальни и тонюсеньким голоском истошно

завопило: «Ах, вот вы как, без меня! Да за это я засажу вам

обоим, и по самые уши! А тебе, жирная свинья, в первую

очередь!»

От неожиданности муж и жена кончили почти

одновременно.

- Что, уже? - все не унималось что-то, - да как же это так, да

за это..!

Только теперь супруги окончательно пришли в себя и могли

что-либо хоть как-то воспринимать. Что-то оказалось

колченогим, волосатым человеч¬ком, довольно

отвратительной наружности.

- Да за это, - при последнем слове человечка аж перекосило,

- вас надо вообще убить.

Луиджи был мужчина неробкого десятка, в жизни он мало

чего боялся, но злость, с какой была сказана эта фраза,

проняла и его. И он первый раз за последние месяцы, а

возможно и годы, по настоящему испугался. Человечек,

между тем, медленно, но верно, подбирался все ближе к