За два рубля купил билет в купейный вагон московского скорого. Был плацкарт на поезд Киев-Баку, и дешевле, и на полтора часа раньше прибытие, но почему-то не захотелось. Не слишком приятные воспоминания вызывает у меня табличка с названием города, чтобы их освежать.
В купе оказался всего один попутчик. Веселый неунывающий командировочный, изнывающий от скуки и долгого пути. Он тут же предложил тяпнуть по соточке за знакомство, но вспомнил, что на вокзале через два часа его будет встречать жена, погрустнел и забрал свое предложение обратно со словами: «Где же ты был вчера?»
После чего вышел в коридор и стал весело напевать у окна что-то до боли знакомое.
– Ты кто такой! Давай, до свидания! Ты кто такой, давай, до свидания!
«Подстава? Вычислили!» – мелькнула паническая мысль, но тут же рассеялась. Я неожиданно понял, что сосед не поет, а подпевает. Песня звучит из динамика радиоточки.
– Вот зараза. Прилепилась, не отстает. Всю дорогу с Москвы напеваю, – вернувшись в купе, поделился проблемой попутчик, чем запутал меня окончательно. – Вторые сутки только и крутят. Мне нравится, ржачная песенка. Ты кто такой, Миша, давай, Райку с собой забирай.
– О ком это? – у меня аж в горле пересохло от волнения.
– Дык это. О Михайле Сергеевиче и его супружнице песня. О ком же исчо? И когда успели, паршивцы, сочинить? Его же только третьего дня арестовали.
В таких случаях именитые авторы пишут про немую сцену, но я потерял дар речи от шока и поэтому ничего сказать не мог чисто физически. Лишь промычал нечленораздельно:
– Кого арестовали?
– Парень, ты с Луны свалился, что ли? Новостей не читаешь, телевизор не смотришь? Арестовали Михаила Сергеевича. Предателем и наймитом оказался. Продался империалистам.
– И кто вместо него теперь? – я выдал наконец первое осмысленное предложение.
– ВКЧП. Всесоюзный комитет по Чрезвычайному положению. Крючков, Павлов, еще какой-то хмырь, фамилию не запомнил. Во главе Всесоюзного КЧП – товарищ Лигачев. Егор Кузьмич.
Финита ля комедия, как говорил один знакомый армянин из Сочи. Немая сцена.
Какой еще на фиг Лигачев?! Они там все белены, что ли, объелись?
Эпилог
За столом сидит товарищ Громов. Перед ним красивый мельхиоровый поднос, на котором горит крошечный костер. Время от времени капитан первого ранга подкладывает в огонь очередную страницу, разорванную пополам.
Лишь один документ избежал печальной участи. Несколько раз Громов пытался и его отправить на мельхиоровый алтарь, но каждый раз его рука останавливалась на полпути.
– Джохар Дудаев, генерал-майор авиации, служит в Тарту; Аслан Масхадов, подполковник, артиллерист, служит в Литве. Шамиль Басаев, торгует компьютерами в Москве, в 1989 году – Стамбул, прикрытие – учеба в медресе. Зелимхан Яндарбиев…
В конце концов документ избежал огненного пламени и был оправлен в синюю папку с золотым тиснением на обложке.
Кроме списка из двадцати фамилий на столе остался лишь один последний листок. Словно сирота, ждущий приговора суда.
«Совершенно секретно. Экземпляр единственный.
Комплексная графологическая, психолингвистическая и почерковедческая экспертиза».
Громов в который уже раз пробежал глазами заголовок и снова перешел к последнему абзацу, непосредственно к выводам. Документ он прочитал несколько раз и уже мог, наверное, процитировать его наизусть.
«Русский язык – родной. Но с большой вероятностью автор текста долгое время проживал за границей СССР. Возможно, более десяти или двадцати лет. В тексте используются не характерные для граждан СССР построения фраз, частично изменен или сознательно искажен стиль изложения…»
Несколько минут начальник особого отдела ничего не делал, лишь переворачивал тлеющие куски бумаги на поддоне, задумчиво глядя на поддон.
«Образование – высшее техническое. Возможно – второе, юридическое или финансовое. Характерными признаками являются…»
«Возраст автора текста. От 40 до 55 лет. Установлены признаки…»
Посмотрев на часы и убедившись, что уже глубоко за полночь, Громов сложил лист пополам, разорвал его и положил в огонь.
– Дед едет на дембель. Так и должно быть.