Страна не для него

– Where are you going? (*Куда ты? (англ.)) – возмутился Сото, как всегда, в своей безалаберной европейской манере, и преградил Акуме путь. – Am I really so hopeless to leave me altogether? (*Я что, действительно, такой безнадежный, чтобы совсем меня кинуть? (англ.))

Кицуне Митсюзаки с любопытством навострил ухо: в отличие от Акумы Катайи, у него с английским было все худо. Акума дерзко поглядел на Сото, думая, как бы побольнее съязвить, а затем, с сочувствием вздохнув, опустил глаза долу и с видом обреченного рухнул на свое новое место в первом ряду.

– Три ноль в пользу Сото, – сказал Акума совсем тихо, почти себе под нос.

– Мне неприятно, когда его называют гайдзин и сото! – вдруг резко одернул его Кицуне.

– Прости! – поспешил извиниться Акума. Сото и на этого ненормального повлиял! Раньше-то Митсюзаки был тише воды, ниже травы.

А Сото их короткого диалога так и не понял, да и не особо стремился понять: японцы вечно извиняются по всяким пустякам.

– Катайя, ты решил подтянуть отстающих студентов. Как мудро с твоей стороны! – таковым было приветствие уже второго преподавателя, вошедшего в аудиторию и обнаружившего первого зубрилку группы не там, где обычно.

– Да… – только и смог виновато пролепетать тот, в душе скрежеща зубами от досады.

Никого он не хотел подтягивать! Это все чертов Сото! Едва Акума Катайя успел показать свой нос на занятиях, как Сото заорал на всю академию:

– Акума, привет!

Настала гробовая тишина. На Акуму, как по команде, обернулись все до единого одногруппники. Разумеется, Сото имел пространные понятия о японских суффиксах вежливости и не знал, что к именам сокурсников надо добавлять суффикс «кун», иначе недалеко и до оскорбления. Студенты со злым удовольствием стали ждать реакции первого в группе зубрилки. Что он сделает? Опозорено опустит голову и молча пройдет за свою парту в последнем ряду? В истерике бросится за дверь? Подойдет к Сото Гайдзину и влепит ему пощечину? От Акумы Катайи ждали чего угодно, потому что близко с ним никто не общался, и на что был способен этот тщедушный паренек с никогда не исчезающим невротическим выражением на лице, никто понятия не имел. Но то, что Акума Катайя сделал, вызвало у всех шок и разочарование. Акума Катайя улыбнулся загадочной японской улыбкой и учтиво ответил:

– С добрым утром, Куруто-кун.

И занял свое место. Начался урок. Акума вздохнул с облегчением: все «лица», вроде, сохранены (*Сохранить лицо – не уронить своего (и чужого) достоинства, очень важная японская традиция), ни над кем – ни над ним, ни над Сото – смеяться не стали. А ведь до катастрофы было рукой подать! Акума Катайя больно стукнул себя по лбу: как он вчера мог быть таким беспечным? Как, ну вот как он не подумал о том, что вечерние покатушки на роликах с Сото уже сегодня станут достоянием всей Японии?! Надо было вызвать полицию или бросить его посреди Токио – глядишь, обиделся бы и быстрее уехал из страны, где он всегда будет Сото!

Однако оказалось, что утренний конфуз – это лишь полбеды. На перемене Сото внезапно подскочил к Акуме, вывел его из состояния одухотворенной задумчивости самым наглым образом, какой только могут изобрести европейцы, и сделал самое бессовестное в мире предложение – покинуть эти богом забытые последние ряды и пересесть к ним с Митсюзаки на первый.

«Это уже слишком! Я, преданный своей стране японец, живущий на благо японскому народу, не могу сесть с Сото Гайдзином и этим ненормальным Митсюзаки! Ну уж нет!» – решительно подумал Катайя и строго заговорил на кривоватом английском:

– Я бы с радостью. Мне, право, неудобно. Я бы с удовольствием, но…

– Да что у вас у всех за привычка ходить вокруг да около?! – возмутился Сото, чем взбесил Акуму еще стократ сильнее. Мало того, что ведет себя, как последний неандерталец, так еще и возмущается! – Скажи ты «да» или «нет», чего ломаться-то?

– Послушай! – чуть было не сорвался Акума, но вспомнил правила приличия, которые ему безжалостно вдолбили еще в младшей школе, и мягко продолжил: – Мне, правда, очень жаль, но не разговаривай со мной, пожалуйста. Прости, что я тебе это сказал.

И Акума удостоил Сото самым вежливым и виноватым поклоном, на какой был только способен. А Сото лишь фыркнул и сложил тощие руки на груди.

– Что за черт? Нормально же вчера общались!

– Прости меня, – повторил Акума. – Но из-за того, что я с тобой разговариваю, у меня могут быть проблемы.

– Какие проблемы?

– Ну… ну, например, все могут перестать со мной разговаривать.

– С тобой и так никто не разговаривает! Собирай монатки, пошли к нам!

– П-подожди, пожалуйста! Пожалуйста, подожди!

Но тетрадки Акумы уже были в одной руке Сото, его локоть – в другой, а ноги по инерции семенили за ним к первым рядам, где их уже поджидал смущенно улыбающийся ненормальный Митсюзаки.

Искусство рисования и разбивания носов

На перемене после этого проклятого урока перед Кицуне Митсюзаки собственной персоной предстал первый красавчик группы и часть его свиты – человека три.

– Эй, ты ведь Митсюзаки, не так ли? – заулыбался он заискивающе.