«Намечалось, что — то важное. Многие значимые объекты были взяты. Помогли армейские подразделения, что заняли их сторону. Но комплекс зданий МГБ, всё ещё оставался «крепким орешком»» — думал он, борясь с нахлынувшей усталостью.
В машину сел «Тролль», вид у него был озабоченный.
— Погнали в город, сегодня штурм «гэбэшной» цитадели намечается, — произнёс он.
— Это хорошая весть, — проговорил Ярик, трогаясь с места.
— Сейчас общался с Корниловым, главой Южного анклава. Их подразделения уже возле города. Надо ещё будет с военными обсудить план действий, — сказал Трошев, сосредоточено смотря вперёд.
Толя ни чего не ответил. За окном проплывали брошенные и разграбленные деревни, ржавая техника и могилы тех, кого «костлявая» застала в этих заброшенных местах.
…………
На город опустилась ночь. По коридору пробегали вооружённые бойцы МГБ. За окнами была слышна стрельба и залпы танковых орудий. Иван Васильевич всматривался в темноту, через проём, в закрытом мешками с песком окне. Видны были мимолётные вспышки света и трассера, рассекающие ночную мглу. Над «Плазмотроновском» стояло зарево от многочисленных пожаров.
На столе была початая бутылка водки и нехитрая закуска, в виде нарезанной колбасы, лежавшей на журнальной обложке с изображением Неродного. Генерал осмотрел кабинет, повсюду были разбросаны бумаги и папки, царил полнейший беспорядок. Он искал то, что не должны были увидеть посторонние.
«Вот и всё. Много зим и лет прошло с тех пор, как я начал свой путь в этой организации. Верил в то, что делаю и служил верой и правдой. Но всему есть предел. Я прошёл этот тернистый путь, с высоко задранной головой. Ни о чём не жалею и ни чего не страшусь» — думал он, глядя на штандарт МГБ, висящий на стене.
Тут в кабинет постучались. Вошел сотрудник группы обороны и доложил, что сейчас прибудет чрезвычайно — уполномоченный руководитель региона, генерал Дзежинский.
Дырко достал вторую рюмку. В коридоре были слышны приближающиеся шаги.
На пороге показался Хаим Львович, взгляд был уставшим. «Мешки» под глазами, выдавали в нём, долго не спавшего человека.
— С очередным званием и официальным назначением, дорогой друг, — произнёс Иван Васильевич, наливая водки.
Дзежинский сел в кресло и закурил. После он сказал:
— Благодарю товарищ генерал. Премьер — министр Шиллер, надеется на меня. На днях, в помощь нам, должны выделить армейские части.
— Ещё держится. По всей стране полный кавардак. На что он надеется? — вопрошал Иван Васильевич, наливая ещё горячительного.
— Просто тянет время, как и мы впрочем. Ты уже собрался? — спросил Хаим Львович.
— Я готов. Шелест пришлёт вертолёт за мной, а там, в соседний регион. Подразделение «людей с гор», ещё удерживает местный аэродром. Сказал, что самолёт будет ждать меня на взлетно-посадочной полосе, — ответил Дырко, выпив очередную рюмашку. Поморщившись, он посмотрел в сторону рации, стоявшей на рабочем столе.
— Много людей уже погибло. Сейчас, верные нам бойцы, стоят на улице, ожидая штурма мятежников. Жалеешь ли ты о чём — то? — проговорил Хаим Львович, стряхивая пепел с сигареты на пол.
— Какой смысл сожалеть, и есть ли резон сейчас, раскаиваться в грехах? Мне нет до этого дела. Погибшим сказать нечего и нет возможности просить у них прощения. Это мой путь, мой выбор. Если сожаления и раскаяние наполнят мою душу, то всё будет кончено, и я не доберусь до своей цели никогда, — ответил ему Иван Васильевич, в его словах было слышно раздражение.
— Жаль, что не полетишь со мной. Я не буду переубеждать, раз уж ты уверен, что так будет лучше, — добавил генерал МГБ.
— Моя жизнь, это служение памяти о моих предках. Я в полной мере пользовался всеми средствами и возможностями, которые предоставило это государство. Было проделано много работы, чтобы сберечь и приумножить завещанное. Система трансформируется, принимает иную форму, мне это понятно. Просто не хочу меняться и бежать не буду. Нет смысла уже. Детей Бог не дал. Сам знаешь, как часто болела Софочка, и как я любил эту женщину. После её кончины, стал о многом задумываться, — ответил ему Хаим Львович
— Знаю друг. Жаль её, хороший человек был и верная жена. И твоя позиция мне понятна, — сказал Иван Васильевич.
— Мы так хотели умереть вместе, в один день. Теперь, только боль и тоска мои верные подруги, — снова произнёс Дзежинский.
Он начал кашлять, ему не хватало воздуха. Болезнь съедала его внутренности, а телесные страдания уничтожали душу. Генерал МВД, так ни чего и не сказал товарищу.
— Фима уехал? — вдруг напомнил Дырко своему другу, о его проблемном родственнике.
— Да. Деньги у него были, не маленькие. Оказывается, он уже давно готовил «запасной аэродром» и меня держал в неведении. Повезло, что «проект» близится к завершению. Так бы, ложа с него «семь шкур спустила». И я бы не смог помочь. Жалко его, всё-таки родной брат, — ответил ему Хаим Львович.
Вдруг рация на столе зашипела, доложили о прибытии вертолёта.
— Давай прощаться старый пройдоха! — произнёс генерал МГБ, обнимая и хлопая по спине генерала МВД. Дырко понимал, что навряд ли им будет суждено встретиться вновь.