Потом был Рашид. Папин друг. Педофил. Фу, мерзость! Завез ее на машине в лес и изнасиловал. Воспользовался ее доверчивостью и наивностью. Двенадцать лет! Что она тогда понимала? Дурочка из переулочка. Хорошо еще, что никто не узнал об этом. Когда Рашид уехал к себе в Самарканд, Аня, наконец, вздохнула свободно. Можно забыть. Как назло, папа отправился искать этого козла. Большие деньги на кону. Что теперь будет?
Намного лучше общаться с девочками. Никаких неприятных сюрпризов. Все на одной волне. Хотя… Девочки тоже бывают разные. Такие как Ленка и типа Дашки Палашовой. Мозгоклюйка! Палашова-шалашова! Но все-таки это не Рашид. С Дашкой можно и разобраться. Раз и навсегда!
Аня вздохнула. «Какая сложная штука жизнь!» Она посмотрела на фото Жоры. Улыбнулась ему. «Ничего, скоро мы будем все вместе. Жора, я и Ленка»…
Отчим возился с пультом. Переключал каналы. Футбола не было. В телеке пенился российский шоубиз: Таисия Повалий, Жанна Фриске, Филипп Киркоров, Анни Лорак, Варум, Билан, Арбакайте, Меладзе… И каждый: «Я люблю вас! Подымите выше ваши руки! Мы счастливы!» Вынос мозга. То ли дело Высоцкий и Толкунова!
У Куролятиных телевизор выключали только на ночь. Это никому не мешало жить. Лишь изредка по телефону звонила соседка снизу, почти столетняя баба Маня, и визгливо любопытничала:
— Вы там еще не сдохли?! У меня люстра качается!
Это был знак. По необходимости звук убавляли.
Лена задумалась и незаметно объелась. Картошка с молоком. Ей все не давали покоя засохшие царапины на руках отчима. Зефиринка, конечно, не была ласковым и покладистым котенком. Могла в любой момент выпустить острючие когти. Тем не менее…
— Про маньяка, который Анохину убил, ничего нового не передавали? — спросила она дядю Колю. Тот бережливо заворачивал в лист «Мухачинской правды» недоеденный «привет из Пхеньяна».
— По зомбоящику ничего.
— У нее же вроде под ногтями нашли чего-то? — продолжала разговор Лена.
Отчим сделал пренебрежительный жест. Потом засмеялся. Захлебнулся никотиновой мокротой. Закашлялся. Слезы, слюни… Отдышавшись и утершись краем своей майки, ехидно сказал:
— Салават утром рассказывал, что экспертиза установила наличие следов колбасы под ногтями жертвы. Девчонка поела, а руки не помыла. Ребенок! Мать не уследила.
— И что это значит?
— Значит, что никаких улик нет. Девчонку же не колбаса душила!
На секунду у Лены отлегло от сердца. Потом опять навалилась тяжесть. Так еще хуже.
— А дядя Салават точно знает?
— Откуда?.. Он же на Зеленом дежурит. Но в их ментовских кругах болтают такое.
Дядя Коля достал папиросы, зажигалку, мундштук и, выходя (курилы для мужчин у них были раз и навсегда определены в подъезде возле мусоропровода):
— Ты бы поостереглась пока. Поменьше ночером ходи. Неровен час…
Лена пожала плечами:
— Я же только на «Сметане». Да у Ани дома.
Вечер густой вуалью накрыл Мухачинск. Воздух стал плотным и тяжелым. Сумеречные краски легли мелкими мазками. Пуантилизм. Квадратные километры тридцать третьего района опустели. Начинающаяся темнота сосредоточила людей в жилищах. Первые цветки домашних огней раскрылись на фасадах. Тепло.
Даша подошла к лифту, сжимая в кулаке выпрошенную пустяковину. За спиной, прощаясь, хлопнула дверь. Вот так. Проведена черта. Закрывшаяся дверь навсегда разделила двух человек. Один остался жить дальше, другой шагнул навстречу неизвестности. В мир, где живых нет.
Девочка нажала кнопку вызова. Слышно было, как где-то в загадочных внутренностях громадного дома обещающе загудело. Даша зашла в качнувшуюся кабину — исчерканную, разрисованную, с сожженными кнопками. Пахнущую мочой. С трудом нащупала пальцем «единичку». Медленно поехала вниз.
В голове — карусель только что состоявшегося разговора. Может быть, неинтересного и неважного для кого-то, но не для нее. Ни о чем другом сейчас думать она не могла. Упершись застывшим взглядом в нецензурные надписи на стенке, перебирала в уме сказанные и невысказанные слова.
Кабина с грохотом встала. Первый этаж. Двери юрко разбежались в стороны, предлагая ступить в неосвещенный подъезд. Из света во тьму.
Казалось, что в этой тьме, кроме Даши, никого нет. Но так только казалось. Сделав несколько осторожных шагов к выходу, она едва не оглохла от вопля живого существа. Кошка! Мягкая плоть под острым каблуком! Еще не осознав этой реальности (фонтан адреналина!), Даша шарахнулась в сторону от лифта. К закутку пожарного выхода. Туда, где темнота была гуще.
Там во мраке кто-то улыбался. Видна была только бесформенная фигура. И самое жуткое — улыбка. Сама по себе. На высоте разбитого окна в призрачном вечернем свете. Чеширский Кот. Даша уже готова была продублировать отчаянный кошкин крик, но вдруг узнала.
— Пипец! Я же чуть не умерла от страха…