Однажды я ехал один из Чоха в сторону крепости Гуниб. Путь был недолгий, всего два часа езды верхом на хорошей лошади, и преодолеть его теплым, солнечным днем для молодого парня не представляло труда. Была хороша[я,] ясная погода, и я ехал в бодром расположении духа. Пройдя три четверти пути, я увидел в стороне от проезжей части дороги между большими валунами две темные лежащие фигуры. Сначала мне показалось, что они отдыхают, но подъехав к ним, я понял, что ошибся, их позы говорили совсем о другом. При приближении к телам мой конь отпрянул назад, встал на дыбы и так громко заржал, что в горах раскатилось эхо, но и оно не смогло разбудить уснувших на земле людей. Я спрыгнул с коня и подбежал к ним. Лежавшие ничком мужчины были мертвы, а разлившаяся по земле темная лужа мирно соединяла их враждовавшую кровь. Я сразу понял, что это было не покушение, а мужской поединок, после которого они все еще мертвой хваткой держали кинжалы в руках. Я дотронулся до первого и понял, что он уже мертв, как вдруг услышал легкий вздох, который сделал второй, и тут же подошел к нему. Он, действительно, был еще теплым и начал стонать, почувствовав мое прикосновение. Я с трудом повернул его на спину; из многочисленных ран сочилась кровь, но самой опасной была глубокая черепная травма. Я достал из кармана платок и крепко перевязал ему голову, чтобы хоть чем-то помочь. Затем я быстро вскочил на коня и помчался галопом в Гуниб, передал тревожную весть мужчинам на мосту, и не позже чем через час мы снова вернулись на место происшествия с двумя носилками. Оба тела внесли в ближайший дом, и тут же прибыли два русских военных врача. Потом привели отца того парня, с разбитым черепом. Он сказал, что погибший был уроженцем другого аула, и между их семьями уже долгие годы продолжалась кровная вражда.
«Здесь уже ничем нельзя помочь,— сказали оба врача, посовещавшись между собой на латинском языке.— Ваш сын не доживет до завтрашнего дня».— «Это мой первенец, Омар, самый крепкий из моих сыновей. Он никогда ничем не болел. Неужели Аллах не поможет и не сохранит ему жизнь? Я привез с собой местного лекаря, ученого человека»,— сказал он и представил
И действительно, Всевышний не долго скрывал своего решения по этому поводу. Вскоре все узнали, что Омар выздоровел. А когда наступила весна, его уже можно было увидеть гуляющим по своему саду. Говорили, что он забыл все, что было до трагического события, но окружавшая его жизнь была настолько простой, что он быстро научился снова ориентироваться в ней.
Почти одновременно с этими событиями в нашем ауле началась кровная вражда. В то время здесь жил кадий, или, как у нас говорят, дибир, по имени Хасан. Он был очень образованным, религиозным, при этом смелым и мужественным человеком, хорошо разбиравшимся в мирских делах и не отказывавшим себе в жизненных радостях. Считаясь с нашими обычаями, он очень осторожно посматривал на приглянувшуюся ему Зумруд, красивую и скромную дочь Иман Мусы, главы гордого и уважаемого в ауле тухума *
. Когда Хасан, происходивший из благородной семьи, владевший многими отарами и большими участками земли, решил послать сватов к родителям любимой девушки, старый Иман Муса и его сыновья не смогли высказать никаких возражений против этого союза. Вот так и состоялась помолвка по всем нашим обычаям.Но вскоре дело приняло неожиданный оборот. Нежная и красивая Зумруд была единственной дочерью среди многих сыновей, а после ранней смерти матери отец и братья лелеяли ее, как драгоценную жемчужину и берегли как зеницу ока. Не желая с нею быстро расставаться, они под вежливым предлогом, что девушка еще слишком молода, всячески откладывали сроки свадьбы с одного месяца на другой. Неоднократно посылал дибир своих представителей с просьбой не переносить больше брачную церемонию. Но все напрасно, девушку никуда не выпускали, и казалось уже, что Хасану не удастся привести в дом невесту, которая была ему торжественно обещана.