Страна потерянных вещей. Книга 2

В этом каменном мешке, тьму в котором рассеивала лишь единственная свечка, теперь и сидела Калио: совсем древняя, последняя представительница своего вида, покинутая ближайшими сородичами – фейри, когда те повернулись спиной к миру и отступили под защиту своих курганов. Там они держались между сном и бодрствованием, отваживаясь появиться на поверхности только для того, чтобы зацапать какого-нибудь ребенка, поскольку один из них всегда выступал в роли дозорного, прислушиваясь к беспечным шагам молодых в полях наверху или крикам младенца, к которому рассеянная мать на миг повернулась спиной. Хотя лучше всего были новорожденные, брошенные своими родителями, которые не могли позволить себе прокормить их, или матерями-подростками, пытающимися скрыть беременность от своей родни. Опасаясь позора или изгнания, те рожали в одиночестве среди деревьев и камней, зажав в зубах палку, чтобы приглушить боль при родах, и бросали младенцев на произвол судьбы. Такие подкидыши становились легкой добычей для фейри – равно как и их матери, если те были совсем юны и достаточно измучены.

Калио тоже воровала детей, но просто для компании. Она не употребляла их в пищу, как фейри, потому что ей не нравилось питаться людьми. Ее казалось, что так поступать нехорошо. Когда силы были уже на исходе, она сосала молоко у коров и племенных кобыл, успокаивая животных своей песней, а в совсем уж отчаянные времена или когда заболевала, могла вытянуть жизнь из крысы или полевой мыши, но на этом ее хищничество и заканчивалось.

Что же касается детей, которых она похищала, то Калио старалась заботиться об их нуждах, кормить и поить этих малышей, как поступила бы с каким-нибудь растением или цветком – нежным организмом, требующим ухода для своего процветания. Но первые из них умерли, чем бы она их ни подкармливала, отчего Калио пришла к выводу, что человеческих младенцев выращивать трудней, чем кусты или молодые деревца. Их смерть опечалила Калио, и поэтому потом она стала оставлять детей у себя лишь на короткое время, прежде чем подбросить их туда, где на них могли вновь наткнуться им подобные.

Но со временем даже такие краткосрочные заимствования стали слишком опасными. Дриадам, как и фейри, лучше было исчезнуть из человеческой памяти, чтобы люди не вздумали выследить их. Кто угодно и что угодно, связанное с фейри, вызывало чувство страха и гнева в человеческих сердцах, и одним из худших воспоминаний Калио было наблюдение из укрытия за тем, как одну из ее сестер сожгли заживо – жители какой-то деревни, вооруженные факелами. Калио была слишком напугана, чтобы вмешаться, зная, что если она это сделает, то ее тоже предадут огню. Люди смеялись, пока дриада горела, а затем, по прошествии слишком долгого времени, к бремени душ Калио добавился еще один дух. Наверное, именно в тот момент ею и овладело безумие – а если так, то кто мог винить ее в этом?

Рискуя повториться (но то, что важно, не грех и повторить), приведу здесь напоминание еще об одном уроке, который следует усвоить: лишь немногие живые существа – будь то люди или дриады, фавны или фейри – целиком и полностью плохи. Да, они могут совершать ужасные поступки, порой даже совершенно непростительные, но есть разница между тем, что кто-то делает, и тем, чем кто-то является. В конце концов, если всех нас судить лишь по худшим поступкам, которые мы совершили, многие из нас оказались бы за решеткой, а у остальных не осталось бы друзей.

Это имеет решающее значение для любого понимания Калио. Дриада слишком долго была одна. Она стала свидетельницей постепенного истребления своей расы – как непосредственно руками людей, так и косвенно, через осквернение последними окружающей среды, частью которой и были дриады. Фейри, которым полагалось бы быть союзниками Калио, отвергли ее, рассматривая как некое низшее существо и предоставив ей выживать по собственному разумению в мире, в котором она была окружена врагами. В Калио было много хорошего – столько нежности к миру природы, столько заботы о духах, которых она носила внутри себя, – но горе, одиночество, ожесточение и страх отравили эту последнюю дриаду, сделав кислым то, что некогда было сладким, и запятнав то, что когда-то было чистым.