Страна потерянных вещей. Книга 2

Когда они добрались до деревни Баако, навстречу им вышла целая процессия во главе с Табаси и Ими, облаченными в белые траурные одежды, и Баако подтвердили, что его матери больше нет в живых. Гарпии оставили ее тело нетронутым и не пытались помешать его возвращению – знания Саады пропитали ее плоть и кости, сделав ее для них несъедобной. Табаси в припадке ярости убил их предводительницу, но все-таки сумел подавить в себе стремление отомстить и всему Выводку, предоставив гарпиям распорядиться трупом своей сестры так, как они сочтут нужным.

Церера и ее спутники задержались в деревне ровно настолько, чтобы отдать Сааде последние почести и присутствовать при том, как ее тело наконец предадут огню на погребальном костре – теперь, когда и ее сын мог попрощаться с ней. После этого они без всяких происшествий доехали до ущелья, где люди вновь начали оставлять гарпиям подарки с едой перед переходом. Они сделали то же самое. А когда добрались до другой стороны ущелья, оставленного угощения уже не было.

Неподалеку от хижины Лесника они расстались с Дэвидом. К этому времени его волосы стали совершенно седыми, и теперь он напоминал последние свои фотографии, которые видела Церера. Она никак не прокомментировала перемену в его внешности, и он тоже никак не упомянул об этом, за исключением последнего момента, когда Церера обняла его на прощание и поймала себя на том, что плачет по нему.

– Не надо, – сказал Дэвид. – Я знал, что это не может длиться вечно, да и не хотел этого. Я просто хотел побыть с ними, и мне это было позволено.

Они не выпускали Дэвида из виду, пока он уезжал, и не тронулись в путь, пока он не скрылся за горизонтом.

* * *

Бледная Дама Смерть уже поджидала Дэвида в его доме, но он не видел и не слышал ее, и, чтобы это могло быть последним словом у него на устах, она позволила ему произнести имя жены – хотя к тому времени та уже спала вечным сном, – прежде чем мягко прикоснуться губами к его затылку.

Мир растаял, сменившись светом, и таким образом история Дэвида подошла к концу.

LXXIV HYHT (староангл.) Надежда

Церера стояла возле дерева, кора, луб и сама древесина которого, словно кожа и плоть, были вскрыты до самой темной сердцевины, чтобы принять ее. Она позволила Леснику обнять себя, а когда высвободилась из его объятий, то сразу изменилась: стала старше, массивней, мудрее, а ребенок в ней вновь сменился взрослым. И, посмотрев на Лесника взрослыми глазами, Церера увидела в нем призрак своего отца – точно так же, как Дэвид однажды глянул на то же самое лицо и увидел в нем тень своего собственного родителя. «Все они его дети», – услышала она слова Дэвида.

«Нет, – подумала Церера, – это мы с ним его дети».

И только тогда рассказала Леснику о предложении Скрюченного Человека.

– Я была уже совсем близка к тому, чтобы принять его, – призналась она. – Если б не вмешалась Калио, я вполне могла бы это сделать.

– Тогда у меня тоже есть одно предложение, – ответил Лесник. – Я просто обязан его высказать, хотя бы для очистки совести.

– И какое же?

– Ты можешь остаться здесь, если хочешь, – сказал он. – Напомню, что время здесь – это не время там. Через несколько часов или дней твоя дочь присоединится к тебе. Подобно Дэвиду и его семье, вы можете прожить свои потерянные годы вместе, сколько бы их ни было отпущено. Ты можешь избавить себя от любой боли, которая ждет тебя, если ты вернешься в свой собственный мир: от всех этих болезненных паломничеств к ее постели, от всех этих ночных бдений…

– Потому что Феба может не поправиться?

– Кто это может сказать? Только не я.

И вновь Церера едва не поддалась искушению: освободиться от всей этой душевной боли, воссоединиться с той своей дочерью, какой она когда-то была, и все это самое большее за каких-то несколько дней. Однако для Фебы это были бы не дни, а годы, проведенные без матери, – независимо от того, осознавала она ее присутствие или нет; без звука голоса Цереры, читающего ей вслух, – без разницы, слышала она его или нет. Врачи и понятия не имели, что происходит внутри этой неподвижно застывшей куклы, но чем бы это ни было, Церера никогда не допустила бы, чтобы Феба выносила это в одиночку, даже если придется провести у ее постели весь остаток своих дней.

– Нет, – сказала Церера. – Я не могу этого сделать. Я должна быть с ней.

– Потому что всегда есть надежда?

– Даже если ее и нет.

– Тогда не исключено, что я снова увижу тебя, – сказал Лесник, – с твоей дочерью.

– Не обижайтесь, если я скажу, что предпочла бы другой исход.

– Я нисколько не обижаюсь.

Они в последний раз обнялись, и Церера, даже не оглянувшись, без всякого сожаления шагнула в самое сердце дерева. Кора сомкнулась за ней, и она оказалась в полной темноте.

* * *