Страна радости

Он действительно спал. Лежал с закрытыми глазами, лучи выглянувшего из-за облаков солнца освещали его лицо, и фантазии о том, что четыре года назад он пригласил Линду Грей проехаться по «Дому ужасов», представлялись еще более нелепыми. Я бы дал ему лет сто, если не сто двадцать. И я видел, что зря принес перчатки. Кто-то перевязал ему руки, вероятно, предварительно обработав их более эффективным средством от псориаза, чем продаваемый без рецепта крем, которым пользовался Эдди. Глядя на эти толстые белые «варежки», я ощутил странную, непрошеную жалость.

Я тихонько пересек палату, положил перчатки в стенной шкаф, где уже лежала одежда, в которой его привезли в больницу. Теперь у меня в руках осталась только фотография, которую я нашел приколотой к стене неприбранной, прокуренной каморки рядом с календарем двухлетней давности. На фотографии Эдди и женщина с простым, незапоминающимся лицом стояли на заросшей сорняками лужайке типового дома. Эдди выглядел лет на двадцать пять. Он обнимал женщину. Она улыбалась ему. И – чудо из чудес – он улыбался в ответ.

У кровати стоял столик на колесиках, а на нем – пластмассовый кувшин с водой и стакан. Я подумал, что это глупо, поскольку с забинтованными руками он не сможет ничего себе налить. Но кувшин годился и для других целей. Я прислонил к нему фотографию, чтобы, проснувшись, он увидел ее. Покончив с этим, направился к двери с чувством выполненного долга.

Я почти добрался до нее, когда он едва слышно позвал меня, шепотом, который сильно отличался от его привычного недовольного и скрипучего голоса:

– Пацан.

Я вернулся – с неохотой – к его кровати. В углу стоял стул, но я не собирался присаживаться.

– Как вы себя чувствуете, Эдди?

– Не могу сказать. Дышать трудно. Они накачали меня лекарствами.

– Я принес вам перчатки, но вижу, что… – Я кивнул на забинтованные кисти.

– Да. – Он втянул воздух. – Если тут и сделают что-то хорошее, так это вылечат их. Гребаные руки постоянно зудят, не дают покоя. – Он посмотрел на фотографию. – Зачем ты ее принес? И что делал в моей конуре?

– Лейн велел мне оставить там перчатки. Я оставил, но потом подумал, что они могут вам понадобиться. И фотография тоже. Может, вы захотите, чтобы Фред Дин позвонил ей.

– Коринн? – Он фыркнул. – Она уже двадцать лет как мертва. Налей мне воды, пацан. Горло сухое, как прошлогоднее собачье дерьмо.

Я налил воды, поднес стакан к его губам и даже вытер простыней уголок рта, когда вытекло несколько капель. Мне совершенно не хотелось столь близких отношений, но я подумал, что всего пару часов назад было намного хуже – ведь я целовался с этим жалким мерзавцем.

Он не поблагодарил меня, но когда такое случалось?

– Подними фотографию. – Я выполнил его просьбу. Он несколько секунд смотрел на нее, потом вздохнул. – Жалкая, брюзжащая, подлая сука. Самое умное, что я сделал в своей жизни, так это удрал от нее в «Американское королевское шоу». – Слеза задрожала в уголке его левого глаза, повисела и скатилась по щеке.

– Вы хотите, чтобы я унес ее и повесил на прежнее место в вашей конуре, Эдди?

– Нет, можешь оставить здесь. У нас был ребенок, знаешь ли, маленькая девочка.

– Да?

– Да. Ее сбил автомобиль. Ей было три года, и она погибла под колесами, как дворняга. Эта мерзкая дрянь трепалась по телефону, вместо того чтобы приглядывать за нашей дочерью. – Он отвернулся и закрыл глаза. – Давай иди отсюда. Говорить больно, и я устал. Словно слон сидит у меня на груди.

– Ладно. Будьте осторожны.

Он поморщился, не открывая глаз.

– Смешно. Каким это образом? У тебя есть идеи? У меня нет ни родственников, ни друзей, ни сбережений, ни стра-а-аховки. И что мне теперь делать?

– Все как-нибудь образуется, – промямлил я.

– Конечно, в кино так всегда и бывает. Иди, проваливай.

Я уже переступал порог, когда он заговорил вновь:

– Лучше бы ты позволил мне умереть, пацан. – Никакой мелодрамы, будничное наблюдение. – Я бы уже был с моей маленькой девочкой.

* * *

Спустившись в вестибюль больницы, я остановился как вкопанный и поначалу не мог поверить собственным глазам. Но нет, все правильно, это была она, как обычно, с раскрытой книгой, очередным сложным романом, на этот раз под названием «Диссертация».

– Энни?

Она настороженно подняла голову, но тут же узнала меня и улыбнулась:

– Дев! Что ты здесь делаешь?

– Навещал одного парня из парка. У него сегодня случился сердечный приступ.

– О Господи, бедняга. Он выкарабкается?

Она не пригласила меня сесть рядом, но я все равно сел. Визит в палату Эдди необъяснимым образом нарушил мое душевное равновесие, и нервы расшалились. Случившееся не огорчило меня и не опечалило. Зато появилась непонятная, неопределенная злость, каким-то боком связанная с отвратительным привкусом халапеньо, который я по-прежнему ощущал. И с Уэнди. Один Бог знал почему. Мне не доставляло удовольствия осознавать, что я до сих пор переживаю разрыв с ней, хотя прошло столько времени. Сломанная рука срослась бы быстрее.

– Не знаю. Я не говорил с врачом. Что-то случилось с Майком?