Страна Саша

– Я рыбка, – улыбнулась она мне, и я подумал, что, действительно, она и есть рыбка. Красивая и умная.

– Это моя первая фотография, – сказала она. – Тогда я еще не была напугана воспитательницей, но платье с рыбкой уже было.

Я рассматривал ее лицо и всё больше убеждался в том, что оно идеально. С ее ресниц немного осыпалась тушь, и я подумал, что, когда буду много зарабатывать, у Жени будет самая лучшая тушь. Вообще, она не пользовалась косметикой, только иногда ресницы красила, и мне это нравилось. Когда мы целовались, не было никакого лишнего привкуса.

Еще мне нравилось, что она не любит ходить по магазинам. Как-то мы пошли покупать ей джинсы. Я удивился, насколько она не любит мерить вещи. Она просто это ненавидела. Я-то привык ходить с Дашей и другими девчонками. Так они мерили всё часа по три. А тут такое дело.

Мы так сблизились с Женей в последнее время, что я уже не стеснялся не только плакать у нее на плече, но и говорить всё, что я думаю. Есть такие люди, которым ты можешь оставить квартиру, когда куда-то уезжаешь. Я бы Жене оставил не только квартиру, но и всю свою жизнь.

Я знал, когда у нее месячные. Иногда она про них забывала, а я напоминал, что ей надо купить прокладки. Она даже шутила, что мы с ней как подружки.

Когда я вернулся домой, мама пила мартини и смотрела какую-то ерунду по телеку.

– А, пришел, предатель, – встретила она меня немного запутывающимся уже голосом. Она так и сидела в том же халате и в той же пижаме. Разве что волосы были собраны в хвост.

– Мам, ты как?

– Держите меня семеро! Как я еще могу быть?!

– По-моему, тебе хватит уже, – я вырвал из ее рук бутылку мартини.

– Ну конечно! – она пыталась вырвать бутылку, и мартини пролилось на диван и ковер. – Ну? Что наговорил тебе этот размазня?

– Да так, поговорили. Ничего особенного.

– Ты так и не расскажешь, о чем вы говорили?

– О прошлом. О вас. Как всё было, – я думал, говорить маме или нет о предложении отца по поводу института.

– Конечно, он во всём обвинял меня. Представляю, что он там наговорил!

– Мам, перестань. Никого он не обвинял. Просто прошла любовь, и всё.

– Прошла любовь?! – мама даже встала. – Прошла любовь?! Как делать детей – любовь у него не проходит! Размазня! Ненавижу!

– Мам, ну ты ведь тоже давно его не любишь.

– Сейчас да, а тогда-то любила! Вот дура-то была!

Я подошел и обнял ее. Она небольшого роста и еле доходит мне до плеча. Майка моя постепенно становилась мокрой, а слезы были какими-то горячими.

Я уложил ее спать и накрыл пледом.

Ночью я несколько часов просидел на балконе и думал, что не хотел бы, чтобы история с Женей закончилась так же. Кажется, стало более-менее понятно, чего именно я боюсь. Испортить жизнь этой рыбке. И что она перестанет доверять другим мужчинам. Никому не позволит больше свою спину целовать. Потом я включил новый альбом Placebo, который давно скачал, но не было времени послушать. Честно говоря, он меня особо не порадовал. Это уже признаки старости? Что качаешь альбомы любимых групп, а они не радуют.

У меня уже есть и другие признаки старости.

Я больше не путешествую автостопом.

Когда Макс зовет меня на рок-концерт, я говорю, что, скорее всего, приду, а сам не прихожу.

Я всё чаще наблюдаю, а не участвую.

Я начал ворчать по пустякам.

У меня после катания на велике на следующий день болит спина.

У меня по ночам начались судороги в ногах.

Бабушка не кладет мне в карман конфет на дорожку.

Я думаю о том, на что буду жить на пенсии.

Иногда я хочу детей.

Когда я слушаю старые забытые песни, мне больше нравится ощущение не от них самих, а мое состояние ностальгии по тем временам, когда я их слушал.

Я просто балдею от песни битлов When I’m Sixty-Four. Дальше будет только хуже или как?

– У нас с тобой не просто никакой личной жизни, у нас она отрицательная, – услышал я с утра мамины слова, когда вышел из комнаты и увидел маман с Нателл на кухне.

– А, – усмехнулась мама и встала меня обнять. – Вот и блудный сын. Ты полюбуйся, как ни в чем не бывало! Растишь-растишь детей, а потом раз – и к папеньке, которому до него дела не было!

Мама говорила с юмором, но мне почему-то всё равно было неприятно это слышать. Мне показалось, что отец на самом деле раскаялся. Всё-таки нам нужно поговорить втроем, а то это никогда не кончится.

– Мам, не говори так о папе!

– Саш, не смеши меня. Какой он тебе отец?! Какой?! Да тебе дядя Рома и то больше отец, чем этот музыкант! – она снова вошла в раж. Нателл уже насторожилась и не знала, как нас остановить.

– Дядя Рома? – я улыбнулся, понимая, что не должен этого делать, но уже не мог остановиться. – А ты знаешь, кто такой дядя Рома?

– В смысле?

– Дядя Рома твой сам трахальщик еще тот! – ну вот, кажется, я сболтнул лишка.

– Что? Что ты сказал? Да как тебе не стыдно?!