– Ничуть! Все дело привычки, и при известной тренировке мы могли бы читать, застенографированное так же свободно, как читаем сейчас обычный набор. Я не предвижу препятствий. Все мы еще в школьном возрасте изучали стенографию порядочно. При небольшой тренировке и при известном желании, конечно, каждый воспринимал бы не только смысл, но даже интонации автора, настроения произведений и тончайшие нюансы мысли. Ты представляешь, какое огромное количество времени можно было бы сэкономить на этом. А газеты? На чтение их тратилось бы не более пятнадцати минут. Я не говорю уже о колоссальной экономии на бумаге, на техническом оформлении, на транспортировании. Все это пустяки по сравнению с теми удобствами, которые должна дать стенографическая газета.
– И человеческая жизнь, - подхватил Павел, - увеличивается таким образом в два-три раза. В тридцать лет человек будет знать все, что заключено в переплеты миллионов книг. И в самом деле, разве может сказать кто-нибудь, даже столетний старец, что не было мысли на земле, которая не зарегистрирована в его мозгах? Ты гениален, Нефелин, - смеясь, добавил Павел, - но тебе следовало бы поторопиться прийти в этот мир.
– Пагубное стечение обстоятельств, - засмеялся Нефелин. - Но тебе еще не надоело?
– Нет, нет. Я охотно знакомлюсь с Республикой.
Переходя из кабины в кабину, Павел с интересом слушал объяснения Нефелина, чувствуя в то же время, как отстал он от жизни за последние годы своей работы.
Поглощенный работами в сферическом гараже над звездопланом и организацией полета, который так печально окончился, Павел почти не интересовался строительством в Республике и теперь, совершая чудесное путешествие по городам СССР, он с удивлением всматривался в то, что казалось ему уже известным.
Особенно удивлял его могучий расцвет окраин, которые он хорошо знал по школьным экскурсиям. Он вспомнил годы далекого детства, когда с веселой ватагой товарищей кочевал он из города в город, осматривая с географом хозяйство страны. Но как неузнаваема стала Республика.
Сквозь полупризрачный экран, точно через окно фантастического поезда, летящего через горы, через реки, над лесами, городами, Павел видел промыслы, промышленные районы, старые моря и заливы, гавани и порты, однако все это было теперь иным, мало похожим на то, что видел он когда-то.
Давно ли вот здесь, на этой Камчатке, что плывет перед глазами по экрану, вот в этой бухте Корфу высились эстакады, и горы каменного угля, точно живые, ползли по чудовищному конвейеру. И как все это не похоже на то, что Павел видел теперь на экране.
Развитие промышленности Камчатки завершило свой круг. Заброшенные эстакады и шахты проплывали перед глазами живыми свидетелями бурной когда-то промышленной жизни края. Втянутый в индустриальное хозяйство Республики во второй пятилетке социалистического строительства, край быстро расцвел, но так же быстро и закончил свое индустриальное существование.
– Видишь, - кивнул головой Нефелин, - опустошенная Камчатка голосует против твоих опытов.
– Ты что-нибудь знаешь? - с тревогой спросил Павел.
– Газета должна все знать.
– Значит Совет готовит бой по вопросам энергетики?
– Это наше предположение. Во всяком случае мы сейчас собираем материал. Нас интересует, насколько истощены районы, поставляющие топливо.
– Донбасс?
– Не только Донбасс. С ним дело конченное. Еще пяток лет и бывший титан будет вычеркнут из энергетического хозяйства окончательно. Дело не в этом инвалиде индустрии, тем более, что уголь давно не имеет того решающего значения, как это было некогда. Вопрос серьезнее. Опустошены нефтепромысла Камчатки, Джарджавы, Урала и Кавказа. К концу подходят запасы сапропелита. Угольные бассейны выбывают из хозяйства один за другим. И вот - Черемховский бассейн, богхеды и Кузбасс уже кандидаты на мобилизацию. Сейчас один лишь Норильский угольный бассейн находится в рассвете сил. Но бурный рост промышленности может истощить даже Норильские залежи угля.
– Когда это будет? - усомнился Павел.
– Быстрее, чем произошло очищение утробы Донбасса или вот этой Камчатки. Впрочем, Камчатка не обижается. С этими словами Нефелин кивнул головой на экран.
Точно живой кустарник, проплывали поля оленьих рогов.
В заливах качались плавучие краболовы. Флотилии тралеров, черпая бортами воду, спешили с богатым уловом к бесчисленным консервным заводам.
– Камчатка имела дикое детство и блестящую головокружительную карьеру в юности. Теперь она старательно и добросовестно исправляет грехи молодости, если конечно роман с каменным углем можно считать ошибкой… Ты не находишь, что она стала прекраснее? - спросил Нефелин, указывая на стройные, вытянувшиеся вдоль берега проспекты рыбных и крабоконсервных заводов, на тысячи тралеров, на пароходы и транспортеры-рефрижераторы, на бесчисленные моторные боты, как бы обступившие берега для яростного штурма.
Засолочные пункты, многочисленные оленьи стада, рассадники и питомники пушного зверя, заводы, рефрижераторы, города и промыслы летели перед глазами, свидетельствуя о необычайной мощи когда-то угрюмого края.