Страна Семи Трав

Значит, духи не так сильны, как думают в котловине? А может быть, бабка обманула его так же, как обманывала других «детей солнца»?

Порой сын Нырты пугался собственных мыслей и, пригнув голову, поспешно оглядывался. Не подкралась ли Хытындо сзади, не подслушивает ли его мысли?

От сомнений было недалеко уже и до борьбы, до бунта против Маук и Хытындо.

Разными путями шли к этому Кеюлькан и его отец. Нырту толкнули на бунт смерть любимой сестры и горе Тынкаги, слезы самого сильного человека в горах. Охотник поддался чувству сострадания и, не колеблясь, не раздумывая, сделал то, что было хорошо, по мнению Тынкаги, которому он безгранично доверял.

Кеюльканом же руководило не только чувство любви и сострадания к «детям солнца», но и жгучий интерес ко всему, что делал и чему учил обитателей котловины Тынкага. Наблюдательный юноша, обладавший живым умом и богатым воображением, учился взвешивать, сопоставлять. Поэтому он пошел дальше в своих практических выводах.

Кеюлькан стал ревностно помогать Тынкаге в его научных наблюдениях. Вся работа на метеостанции легла на его плечи.

По вечерам Тынкага учил юношу читать и писать по-русски.

Огромное наслаждение доставлял Кеюлькану сам процесс писания — условные значки-буквы удивительным образом соединялись в слова, а те составляли целую фразу, которая выражала мысль. Он понимал уже, что это больше, чем колдовство, — это знание!

Первый грамотный человек среди «детей солнца»! А ведь пропавший без вести отец его, простодушный, наивный Нырта, говорил, наблюдая за тем, как пишет Тынкага: «Зачем пестришь кору маленькими следами?»

Кеюлькан не мог уже сказать так!

И все же он продолжал оставаться «сыном солнца». Сумбур еще царил в его голове.

Это сказалось на решении, которое в конце концов принял Кеюлькан.

Он решил расколдовать «детей солнца»!

Стоило ему зажмурить глаза, и он видел невысокие елки на поляне, людей, сидящих за праздничной трапезой, и Хытындо, которая кружит возле щедро вымазанного жиром деревянного диска.

Этот усыпляющий стук костяных погремушек на развевающейся пестрой одежде! Эти вытянутые вперед руки с хищно распяленными дрожащими пальцами!..

Хытындо завораживала свой народ, сужала и сужала круги, сбивая в кучу пугливо жавшихся друг к другу людей…

Нет, он, Кеюлькан, не будет умасливать солнце, не будет кружить на поляне, завывая и выкликая по-шамански. Он спросит у Матери-Солнца напрямик, как ее сын: что делать ему, чтобы помочь своим родичам, которым угрожает гибель?..

От стариков Кеюлькан слышал об одном полузабытом обычае.

Когда несчастья начинали упорно преследовать народ, находились храбрецы, которые бросали злым духам вызов и совершали в борьбе с ними подвиг.

«Сражающиеся со злыми духами» (так называли их в народе) уходили подальше от стойбища и проводили несколько дней в полном одиночестве.

В это время никто не должен был прикасаться к ним, а родственники постились и в знак поста даже не выбивали из трубок пепел. Особенно строгим был пост, который соблюдали уединившиеся от всех храбрецы.

Голодом и углубленными размышлениями «сражающиеся со злыми духами» доводили себя до восторженного состояния. Все, что чудилось им в это время, снилось или просто приходило на ум, принималось как откровение, чудесное знамение, ниспосланное свыше. Добрые духи должны были подсказать им, что делать, какой именно подвиг совершить, чтобы отвратить несчастье от народа.

Кеюлькан решил воскресить этот старый обычай. Он никому не сказал о своем решении, только предупредил Тынкагу, что уходит на три дня к верховьям реки ловить рыбу, а двух охотников — Неяпту и Нуху, друзей покойного Нырты, — упросил не отлучаться от Тынкаги.

В южной части котловины были уголки, куда никто никогда не заглядывал. В одном из таких уголков уединился Кеюлькан.

Он был очень строг и придирчив к себе. От еды отказался совершенно. Пил только раз в день из протекавшего рядом ручья.

На исходе вторых суток юноша сидел на скале, следя за тем, как курятся внизу далекие костры стойбища. Во всем теле была странная легкость. Казалось, стоит сделать небольшое усилие, оттолкнуться от земли, и он полетит. Голова была удивительно ясна и свежа.

Вот, мелькая между деревьями, прошел внизу Якага. Спина его с пегими заплатами ныряла в кустах, то поднимаясь, то опускаясь. Ага, он собирает сухой валежник! Значит, старуха послала его за топливом, как раньше посылала Кеюлькана. (Заготовлять дрова в котловине было обязанностью женщин, но шаманка, конечно, не могла унизиться до такой черновой работы.)

Юноша отвернулся от Якаги и тотчас же забыл о нем. Он неотрывно глядел на лик незаходящего июльского солнца.

— Ты забыла нас, Мать-Солнце, — бормотал Кеюлькан. — Мы твои дети, а ты забыла нас…

Он упрекал солнце, спорил с ним, упрашивал не томить его и дать какое-нибудь знамение, чтобы он, Кеюлькан, знал, что делать дальше.

У юноши зарябило в глазах. Он увидел вереницу маленьких разноцветных солнц, которые оторвались от настоящего солнца и быстро катились по небу.