Страна Семи Трав

Удивительно, что я и Лиза не слышали его шагов. Эту ночь мы как раз спали в лодке — Лизе показалось сыро на берегу, а палатки у нас уже не было.

— Нынче к нам визитер приходил, — объявил я громко. — Слышишь, Лиза?

Савчук и Бульчу высунули головы из спальных мешков. Лиза уже причесывалась, сидя в лодке. Она зевнула и с недоумением посмотрела на меня. Потом ее заспанное лицо оживилось:

— Какой визитер?

— В общем довольно деликатный, я бы сказал, — продолжал я. — Расхаживал чуть ли не на цыпочках, чтобы не потревожить наш сон.

Бульчу подошел ко мне, присел на корточки и стал приглядываться к следам. Когда он выпрямился, я поразился происшедшей в нем перемене — лоб был озабоченно нахмурен, глаза сузились.

— Ты что, Бульчу?

Охотник не ответил мне. Он быстро обошел, почти обежал лодку, откуда с удивлением смотрела на него Лиза, держа гребень на весу. Потом прыгнул в сторону, в кусты, и низко наклонился, словно выискивая что-то на земле.

Савчук начал кряхтя вылезать из своего мешка.

— Приходил не медведь.

— Оборотень? — Я засмеялся, хотя было не до смеху: волнение нганасана невольно передалось и мне. — Товарищи! — Я обернулся к Лизе и Савчуку. — Бульчу стал невозможен — ему всюду чудятся оборотни!

— Не оборотни. Человек, — бросил охотник, продолжая приглядываться к следам.

— Какой человек?

— Два или три человека. Да, три. Двое сидели в кустах. Третий кружил возле лодки…

— А следы?

Охотник пренебрежительно усмехнулся:

— Обулся в лапы медведя…

— Не понимаю…

— Очень просто. Убил медведя. Отрезал лапы. Привязал к своим ногам. Ночью ходит, высматривает. Пусть подумают: это медведь ходит, не человек.

Лиза и Савчук присоединились к нам.

— Странно! — сказал Савчук, хмурясь. — Кто бы это мог быть?

— Нганасаны? — предположила Лиза. — Неужели они догнали нас?

— Вот еще! Подошли бы открыто. Нганасаны — друзья. Зачем им лапы медведя?

— Значит, враги?

— Надо думать, враги.

— Кто же это?

Мы молчали. Судя по выражению лиц моих спутников, ответ вертелся у них на языке.

— Каменные люди, — вполголоса сказал Бульчу и, втянув голову в плечи, оглянулся. Мы тоже оглянулись.

Пейзаж удивительным образом изменился вокруг. Он выглядел совсем иным, чем пять минут назад.

Так же сверкала на солнце река. Так же теснились к воде спокойные серые скалы. Но мы знали теперь, что это кажущееся спокойствие. Всюду могли скрываться соглядатаи. Они могли сидеть, пригнувшись, за тем вон большим камнем, похожим на жабу, могли лежать в той вон ложбинке, заросшей незабудками, сосредоточенные и тихие, не выдавая себя ничем, как умеют только первобытные люди.

Я почувствовал странную скованность движений.

Ощущение, надо признаться, было неприятным. Словно бы со всех концов поляны протянулось и скрестилось на мне множество настороженных угрюмых взглядов, липких, как паутина. Спускаясь к воде, чтобы наполнить котелок (сегодня была моя очередь готовить завтрак), я даже споткнулся.

Позавтракали мы быстрее обычного, перебрасываясь короткими фразами во время еды. Все было ясно: нас встретило сторожевое охранение «детей солнца» и теперь следовало за нами вдоль Реки Тайн.

Быть может, и пропажа лодки не была случайностью? Быть может, зря мы обвинили Савчука в рассеянности — лодку уволокли лазутчики «детей солнца», чтобы затруднить наше путешествие?

Лиза призналась, что с первых же часов пребывания на реке ей стало не по себе.

— Трудно даже объяснить, товарищи, — говорила она, зябко поводя плечами, то и дело оглядываясь. — Будто вошла в темную комнату, а там кто-то есть. Не вижу его, но знаю: есть!

— Ты просто восприимчивее нас с Владимиром Осиповичем, — заметил я.

— Понимаете: будто кто-то стоит в углу, прижавшись к стене, и ждет. Если протяну руку или шагну в темноту, то…

— Но мы все-таки шагнем в темноту! — решительно сказал Савчук, вставая. — Нам не остается ничего другого, товарищи. Надеюсь, что «дети солнца» догадаются по нашему поведению, что мы идем к ним с самыми мирными намерениями.

Я все же настоял на том, чтобы нести по ночам вахту: надо было оградить себя от неожиданностей.

И снова река плавно изгибается впереди. Она то разливается светлым широким плесом, то превращается в сумрачный узкий коридор. Очень тихо. Слышно только, как падают брызги с мерно поднимающихся и опускающихся весел да булькает под днищем вода.

А рядом бегут тени. Быть может, это просто тени от проплывающих в небе облаков. Не хочу думать об этом и не смотрю по сторонам, — не приходится зевать на бурной горной реке. Но все время помню о том, что нашу лодку сопровождают по берегу бесшумные, быстрые тени…

3. «Кабинетный ученый»

— Далеко ли до оазиса? — спросил я Бульчу на очередном привале.

— Недалеко. Совсем недалеко. Близко. — Бульчу подумал, посмотрел на скалы, прикинул в уме. — Еще пять, шесть, семь дней! — объявил он.

Лицо мое, по-видимому, выразило неудовольствие, потому что проводник поспешил добавить:

— Отмель еще ближе.

— Какая отмель?

— Забыл уже? Где плавника много.

Бульчу не обманул. На исходе дня за поворотом блеснула песчаная отмель. На ней лежали большие груды плавника.