– Дело в том, что я давно уже ломаю голову над одним белым пятном… Да, именно в этнографии. На карте расселения народов Сибири северная часть Таймырского полуострова закрашена белым цветом. Но я, кажется, опять в лоб? Лучше начну с находки в библиотеке, как вы думаете?
– Прекрасно, начинайте с библиотеки.
– Видите ли, – сказал Савчук, – я всегда ждал, что необыкновенное произойдет со мной в библиотеке.
Начало мне понравилось.
Выяснилось, что Савчук интересуется происхождением народов Сибири, изучает их расселение к моменту прихода в Сибирь русских.
– Это тема вашей диссертации?
– Почти что… Видите ли, найденный мною народ не указан ни в одном старинном русском документе. Мало того, совершенно ускользнул от этнографов, как советских, так и дореволюционных. И несмотря на это, представьте себе, он жил, он реально существовал еще в начале нашего века.
– Странно! Неужели не осталось никаких следов?
– Самые путаные следы. Орнамент на одежде. Потом кое-какие предания, сказки. Главным образом сказки.
Я недоверчиво крякнул. Сказки! Когда же сказки считались источником, заслуживающим доверия?
– И я не верил. Я тоже не верил, – заторопился Савчук, в волнении хватая меня за рукав. – Вынужден был поверить после того, как прочел записку на бересте… Ведь это же, понимаете, документ! Даты нет, но написано, несомненно, в наше время. Во всяком случае, двадцатый век. Ручаюсь головой за двадцатый век!
На нас стали оглядываться в курилке. Но тут раздался звонок, прервавший Савчука.
2
В следующем антракте мы отправились в буфет.
Он был битком набит. Нам все же удалось протиснуться к угловому столику, откуда я начал делать знаки официанткам, проносившимся мимо, как цветной вихрь.
Тем временем мой спутник придвинул к себе меню и стал рассеянно водить по нему карандашом. В каких-нибудь полторы-две минуты карточка сверху донизу украсилась силуэтами птиц, множеством угловатых, причудливых силуэтов.
Я отнял у него меню.
– Задумался, – пояснил Савчук, смущенно улыбаясь. – Рисую сейчас на всем, что попадется под руку. Это, знаете ли, помогает мне думать.
– Ну, слушаю вас, – сказал я. – Откуда взялась уважаемая Птица Маук и как залетела она на наш столик, в это злополучное меню?
– Представьте, не знаю… О, тут очень много загадочного!..
Вначале я то и дело возобновлял свою сигнализацию, пытаясь привлечь внимание официанток, но потом оставил это и повернулся к Савчуку.
Савчук проводил все время в музейной библиотеке, так как заканчивал диссертацию. Приходил к открытию и не уходил до тех пор, пока не раздавался девятый – последний – удар больших настенных часов.
Особая, почти благоговейная тишина царила здесь. По белым половичкам скользили заботливые седые дамы, сотрудницы библиотеки. Шелестели перевертываемые страницы. Изредка кто-нибудь кашлял, но с осторожностью, чуть слышно.
Усевшись за облюбованный им маленький столик у окна, Савчук с головой погружался в историю присоединения к нусской державе юкагиров, тунгусов, чукчей, самоедов.
Работая, он, по обыкновению, забывал обо всем окружающем.
Савчук был очень удивлен, когда увидел чью-то руку, осторожно выдвинувшуюся из-за его спины и положившую перед ним пакет.
Он оглянулся. За его стулом стояла сотрудница читальни.
«На ваше имя, Владимир Осипович, – шепотом сказала она. – Директор велел срочно передать».
Савчук поморщился. Наверное, так называемый самотек, очередное письмо от какого-нибудь краеведа-любителя. Десятки таких писем приходят в музей со всех концов страны.
Не до самотека было Савчуку в тот момент. Почему-то подумалось, что в пакете находится сообщение, не заслуживающее внимания. Любитель-краевед отыскал в тундре коренной зуб мамонта и обрадовался, решил, что сделал открытие мирового значения. А в музее чуть ли не полкомнаты завалено этими коренными зубами.
Савчук поднял глаза к окну, затененному зелеными ветвями. Окна в музее очень высокие, летом их раскрывали настежь. Под ними располагалась площадка, на которой играли в волейбол. Виден был мяч, взлетавший до уровня окна, слышались звуки ударов по мячу, смех, возгласы: «Аут!», «Подача справа!», «Счет два-ноль!»
Эти второстепенные подробности запомнились Савчуку, потому что послужили как бы рамкой для открытия.
Некоторое время глаза отдыхали на зеленой листве, пронизанной светом. Потом он вздохнул и вскрыл пакет.
Нет, речь шла не о зубе мамонта…
Из конверта вывалился и упал на стол четырехугольный кусок бересты, очень маленький и легкий, с нацарапанными на нем полустершимися значками. Присмотревшись, Савчук увидел, что это печатные буквы.
Он поспешно навел на них лупу.
«Таймыр», – прочел этнограф, – «воздушному следу», «верховьях реки…», «детьми солнца…», «Птицей Маук…», «единоборство», «жив…»
Еще одна, чисто внешняя, подробность: на кусок бересты упал косой луч заходящего солнца. Строчки словно ожили в снопе пляшущих пылинок. «Солнечный курсив», – подумал Савчук, пристально вглядываясь в странный текст.