Страна Семи Трав (Повести о Ветлугине - 2)

О многом передумал Петр Арианович во время своего выздоровления, сидя по вечерам у порога на заботливо подостланных Сойтынэ оленьих шкурах.

Сойтынэ не мешала ему думать. Она двигалась внутри пещеры, проворная, ловкая и бесшумная. Она никому не позволяла ухаживать за Петром Ариановичем, прогоняла даже Нырту, когда тот на правах друга предлагал свою помощь.

А потом Петр Арианович начал заново учиться ходить. Странно было, наверное, наблюдать со стороны, как бредет по тропинке коренастый бородатый человек, волоча больную ногу и опираясь на плечо невысокой, но крепкой девушки в белой праздничной одежде.

- Сильнее опирайся, сильнее. Мне совсем не тяжело, - то и дело повторяла она, встряхивая косичками и поднимая к нему раскрасневшееся озабоченное лицо с милыми, чуть раскосыми глазами. И он ласково кивал в ответ.

На каждом шагу видел теперь Петр Арианович множество маленьких трогательных знаков внимания, которые так облегчают жизнь мужчины.

Говорить по-русски Сойтынэ научилась, еще не будучи его женой. Это было в 1917 или 1918 году, когда Петр Арианович вздумал давать уроки Нырте, а она краем уха прислушивалась к ним, занятая, как всегда, домашней работой.

Нырта был, к сожалению, туповат в учении, не очень внимателен, а главное, непоседлив. Петру Ариановичу частенько приходилось выговаривать ему. Однажды охотник никак не мог одолеть длинную трудную фразу. Он долго мусолил ее, запинался, кряхтел, кашлял и начинал снова, надеясь, что "с разбегу проскочит". Петр Арианович сердито барабанил пальцами по стене. Вдруг Сойтынэ засмеялась. Все с удивлением оглянулись. Тогда она очень быстро произнесла трудную русскую фразу и посмотрела на Петра Ариановича, нетерпеливо ожидая похвалы.

Петр Арианович вскоре устроился в отдельном чуме и взял с собой сестру Нырты.

Сойтынэ была горда и счастлива свыше всякой меры.

Сидя у очага, она любила напевать - тихонько, чтобы не мешать Петру Ариановичу, который по вечерам делал записи в своем дневнике.

- Мой муж самый сильный человек, - задумчиво пела Сойтынэ, склоняясь над оленьей шкурой, которую обрабатывала костяным скребком. - Никто из лучших охотников - Нырта, Ланкай, Неяпту - не может сравниться с ним...

Улыбаясь, Петр Арианович отрывался от записей. Видно, слова песни сами приходили одно за другим.

- Рыбы в реке послушны ему, - продолжала Сойтынэ. - Слышат его голос и спешат на берег, где ждут рыболовы... Луна появляется на небе и уходит с неба, потому что так приказал мой муж...

Однако сам Петр Арианович гораздо более скромно оценивал свои усилия.

Он записал в дневнике:

"Пытался ускорить естественный ход событий, так сказать, бегом провести "детей солнца" по лестнице развития материальной культуры, чтобы кое-где они одолели ступени дерзким прыжком".

Конечно, на этом пути было немало препятствий. Особенно мешали ему две зловещие фигуры, стоящие на одной из нижних ступеней лестницы и преграждавшие дорогу вверх. То были Хытындо и Якага. Совиное лицо шаманки было всегда неподвижно, зато муж ее кривлялся и гримасничал, а глаза его из-под выпуклых надбровных дуг смотрели на Ветлугина настороженно, хитро...

Для своей выгоды два этих человека использовали одно из наиболее распространенных на земле чувств - страх. В условиях котловины это был страх перед непонятным, страх перед стихиями природы.

Для "сына солнца" окружающий его мир был полон особых, порою очень сложных закономерностей и связей.

В его представлении все жило, все было одушевлено вокруг, даже мертвая природа. Камень, падавший с горы, был жив. Ветер, качавший верхушки деревьев, жил так же, как и сами деревья.

Даже вещи, сделанные руками человека, считались живыми. Недаром, вытаскивая осенью на берег свои челны, хозяева трогательно прощались с ними, обходили их, поглаживая и приговаривая: "Не сердитесь на то, что мы покидаем вас. Мы не навсегда покидаем вас. Летом, когда река вскроется ото льда, снова придем и будем вместе ловить рыбу и охотиться на оленей".

Но мало этого - живое воображение первобытных людей щедро населило окружающий мир духами. (По шутливому определению Ветлугина, в каменном веке их было столько же, сколько бактерий в веке двадцатом.)

С духами приходилось постоянно вступать в самые тесные, а иногда, в силу необходимости, и деловые взаимоотношения.

Были духи могущественные, добрые, благожелательные (например, Мать-Солнце), с которыми нетрудно было ладить.

Гораздо больше беспокойства доставляли злые духи.

Их было чрезвычайно много, они буквально кишели вокруг. Жители Бырранги шагу не могли ступить, чтобы не обидеть такого духа и тут же немедленно не принести ему почтительные извинения.

Это была жизнь о оглядкой.

Приходилось постоянно сообразовываться с целым табелем дурных предзнаменований. Лицо "сына солнца" делалось очень мрачным, озабоченным, если ему случалось уронить трубку, и совсем вытягивалось, если при этом еще просыпался пепел. Крик полярной совы заставлял дрожать ночью не только детей и женщин, но и главу семьи, храброго охотника.