Страна Семи Трав

— О! Вот как?

— Да. Я надеюсь, что в горах живет древний народ палеоазиатов, предки современных нганасанов.

— Остановившиеся в своем развитии?

— Вроде того…

Мы поспорили еще немного и наконец сошлись на предложенном мною варианте: Река Тайн. Я нанес на карту новое название и дважды подчеркнул. Карта сразу же приобрела другой, более осмысленный вид, словно бы осветилась.

А утром, проснувшись, мы обнаружили, что у нас осталась всего одна лодка. Рядом с ней на сырой земле чернела глубокая борозда. По-видимому, другую лодку стащило с берега и унесло течением, пока мы спали.

Правда, Савчук (это была лодка Савчука и Бульчу) клялся, что он, как полагается, вытащил ее до половины на берег. По его словам, он прекрасно помнил это.

— Что я, маленький или впервые в экспедиции? — сердился этнограф. — Даже снизу закрепил колышками, честное слово! Почему вы молчите? Почему вы все смотрите на меня такими глазами?

— Мысленно вы были, наверное, уже в оазисе, когда закрепляли лодку, — пробормотала Лиза.

— Моя ошибка, признаю, — сурово сказал я. — Мне надо было присматривать за вами.

Бульчу ничего не сказал, но вид у него был очень недовольный. Догонять беглянку, конечно, не имело смысла. Это отняло бы у нас слишком много времени.

Устраиваясь накануне на ночлег, мы вытащили из лодки почти все, что находилось в ней. Пропали только две сковороды и одеяло. Однако часть груза все равно приходилось оставить. С собой мы могли взять только самое необходимое (рацию, ружья). Ведь нам надо было поместиться вчетвером в оставшейся лодке.

Дальнейшее продвижение по реке усложнялось…

3

На месте привала мы оставили палатку, одеяла, всю муку, консервы, даже сахар. Полностью должны были, так сказать, перейти на подножный корм. Но летом в тундре и в горах нельзя умереть с голоду, имея ружье.

Меню наше, увы, не отличалось разнообразием. Гусятина фигурировала во всех видах: жареный гусь, вареный гусь, суп из гуся, печенка гуся. Вскоре я уже не мог смотреть на гусей: живых и мертвых. Один лишь Бульчу наслаждался, обсасывая косточки и причмокивая.

Мы все в меру своих сил старались улучшить наш стол.

Даже Савчук, полностью погруженный в размышления о пранароде, о предках нганасанов, однажды решил побаловать нас. В свое дежурство он подал на стол неизменного гуся, но с гарниром. Это были тонкие желтые коренья, горьковатые на вкус, называемые почему-то дикой морковью.

— Тундровые витамины, — отрекомендовал их Савчук, пытаясь с помощью научного комментария сделать гарнир более удобоваримым.

Я, в свою очередь, решил побаловать товарищей яичницей. (Бульчу очень расхваливал яйца поморника.)

Однако птичьи яйца превратились в невидимок и принялись играть со мною в прятки.

Я кружил подле нашего лагеря не менее получаса. Именно кружил, потому что яйца находились поблизости. Я был в этом убежден, видя, какую тревогу вызывают мои поиски у четы поморников, которые совершали надо мной сложные фигуры высшего пилотажа: падали камнем в траву, взмывали вверх из-под ног, удалялись в сторону, летя очень низко и притворяясь, будто подбито крыло, — словом, всячески стараясь отвлечь мое внимание от яиц.

Если бы птицы меньше суетились, я бы, пожалуй, плюнул на эту затею и ушел. Но поморники раззадорили мой аппетит. Стало быть, яйца были где-то рядом, я просто не замечал их.

Наконец пришел сонный, недовольный Бульчу (его разбудил Савчук, которому очень хотелось есть) и по каким-то непонятным мне признакам определил местонахождение гнезда. К моему изумлению, яйца лежали даже не в ямке, а прямо на земле, но совершенно сливались с общим пестровато-серым фоном.

Что же касается Лизы, то она налегала больше на ягоды, собирая во время привала морошку и бруснику.

Савчук и я просили ее не отходить далеко от лагеря или, по крайней мере, брать с собой ружье, но Лиза всегда поступала по-своему.

Как-то на привале я рубил дрова. Передо мной был густой кедровый стланик. Ветки переплелись, словно бы низенькие — не выше полуметра — деревья цепко держались друг за друга. Только так удавалось им устоять на склонах. Ветер в этих местах жестокий. Он с корнями выворотил бы и унес маленькое деревце, если бы его не удерживали на месте такие же деревья.

Но главное преимущество стелющихся лесов не в этом. Зимой они укрываются снегом с головой, как бы ныряют под толстое ватное одеяло.

Раньше мне не приходилось иметь дело с кедровым стлаником. Оказалось, что дерево чертовски неподатливо! Я ударил по одному из стволов топором, но с очень малым эффектом: лезвие застревало, дерево было упругим, пружинило.

Я снова повторил попытку. Тщетно! Это был какой-то зачарованный лес из сказки.

Отирая пот со лба, я выпрямился и увидел на мшистом болотце по другую сторону леса улыбающуюся Лизу. Она посмеивалась над моей неудачей. Я поспешил нагнуться над стлаником.

Как цепляется за жизнь все живое на Крайнем Севере, настойчиво приспосабливается к суровой здешней природе!