Страна сосны и оливы

В израильских школах и детских садах детей учат, что Святая Земля расцветала в дни иудейской независимости, зачахла с изгнанием иудеев, с разрушением Иродова Храма и подавлением восстания против римлян, и снова расцвела с возвратом иудеев в наши дни. Возник культ хасмонейско-иродианской реставрации: всенародные празднества Хануки (детского праздника, не случайно совпадающего с Рождеством), спортивные “Маккавиады” – вместо “Олимпиад”, общества Маккавеев, культ Масады, клятвы “Масада больше не падет”, присяга солдат на Масаде. Моше Шамир, популярный писатель, пришедший от псевдо-левого активизма к ярому национализму, написал роман, восхваляющий кровавого хасмонейского владыку Александра Янная, распинавшего иудеев сотнями и топившего неевреев тысячами (так его сверстники в сталинской России славили Ивана Грозного). Ведущий израильский археолог, раскапывавший Храмовую гору, восхвалял демократизм и народность хасмонейской монархии и привел в пример то, что народ забросал лимонами царя Александра Янная. Он не упомянул и не напомнил о том, что после этого царь Александр казнил шесть тысяч иудеев, бросавших лимоны (Древности, XIII, 13).

Однако подлинный расцвет Святой Земли произошел позднее, после победы христианства, в византийский период. (Увядание началось после падения Омейядов и воцарения Аббасидов). В те времена более двух миллионов человек спокойно жили в Палестине, все поля были возделаны, акведуки вели воду к Кесарии и к Иерусалиму и в сердце пустыни к Умм-Дараджу, граница обрабатываемых земель доходила до источника Эн-Фара и далее. Тогдашним жителям Палестины приходилось не хуже, а куда лучше, чем в дни кровожадных царей хасмонейской династии и их преемников, иродиадов. Обидно, но правда – расцвет страны наступил, когда она окончательно утратила независимость, что указывает нам на тщету политических устремлений.

ГЛАВА XVI. ИСТОЧНИКИ В ПУСТЫНЕ

Святая Земля лежит в самой середине мира, говорили в прошлом. Когда-то это было буквальной правдой, как то, что площадь Пикадилли – в центре Лондона. Под миром имели в виду обитаемый мир, ойкумену, от Вавилона до Египта, от Крита до Дуры Аравийской. За их пределами начиналась дикость, медведи, драконы, люди с желтыми волосами.

В середине Святой Земли стоит Иерусалим. Он стоит как канатоходец, на туго натянутой дороге вдоль горного хребта, на самом краю пустыни, места дикого и не совсем мертвого. Шаг в сторону – и свалишься в самое глубокое место в мире, в долину Иордана. Из любого места в городе запросто видна пустыня.

Хороша Иудейская пустыня, даже сухая и выжженная. Но нет равного чуду источников в пустыне. На севере, в Европе, каждая река больше всех наших речек сразу, но где там найдешь живую воду, бьющую в пещере в дальнем вади? Я люблю ходить в пустыню без фляги – с тем, чтобы умирая от жажды, едва дотянуть до ключа, припасть к нему и напиться всласть. Такой мне представляется и вся жизнь – пустыня, а в ней источники. Я и по жизни иду без фляги и, может быть, однажды не дотяну до источника – до источника воды, до источника денег, до источника любви. Этой роковой неуверенностью платишь за свободу от ноши. Но когда поддаешься искушению остаться у источника, ты вспоминаешь о прочих, еще не изведанных – и идешь дальше.

Вернемся в родные места пророка Иеремии, в село Аната, и пойдем оттуда вниз, на восток, к источнику Эн-Фара, бьющему в глубокой долине – вади Кельт. Спуск к источнику трудноват – к нему ведет кошмарная каменистая дорога, лучше приспособленная для ослов и тракторов, чем для машин. Она проходит мимо разрушенной насосной станции. Сам источник несколько пострадал от цивилизации – неработающая водокачка еще не скоро исчезнет, бетонная запруда удерживает воду, образуя мелкий водоем, и в нем плещутся козы и овцы пастухов Хизмы и Анаты. В эти места лучше всего приходить зимой или ранней весной, когда вокруг источника цветут тысячи полевых цветов в таком убранстве, что и царь Соломон им бы позавидовал. А на травке сидят пастушки со свирелью у губ, – пастораль и идиллия. Но и осенью, когда созревают фиги и орехи, источник хорош, хотя воды в нем становится мало.

Жизнь здесь, на краю пустыни, не изменилась за тысячелетия. Несмотря на немногие посадки, народ в основном живет пастушеством, как и всегда. Основа Иудеи, ее глубокий, невидимый фундамент – не земледелие, но пастушество. Дж. А. Смит отмечает три основных черты Иудеи: преобладание пастушества, близость пустыни, отсутствие места для городов. Врожденное благородство пастухов, привыкших заботиться о своих стадах, легло в основу пророчеств, веры, духовной поэзии и политического устройства. О царе Давиде Господь говорит, “Я взял тебя от стада овец, чтобы ты был пастырем народа Моего 23”. Все цари величали себя пастырями – пастухами; пастухом Своего народа был и Господь. Пастухи заботятся о своих овцах, знают их, и овцы знают своих пастухов.