Страна Тюрягия

Дело в том, что из находящихся в следственных изоляторах людей особенно много не подследственных, а как раз подсудимых, длительное время ожидающих рассмотрения их уголовных дел судами. С нарушением норм УПК за судами значится около 50 тысяч человек, при ежегодном постоянном их приросте на 4-5%, а в некоторых областях количество подсудимых, числящихся за судами первой инстанции, за год росло, бывало, и в 1,5-3 раза. А самый большой рост нарушений такого рода допускался судами Томской (шестикратный рост, от 120 до 727 случаев) и Мурманской области (девятикратный рост за год, от 37 дел в 1995 до 332 в 1996).

Пребывание в СИЗО тех заключённых, которых содержат с нарушением норм уголовно-процессуального законодательства, ежедневно обходится государству почти в 260 тысяч рублей, что в год составляет круглую сумму в 100 миллионов. Неплохо! С одной стороны, люди, незаконно содержащиеся под следствием или судом, не работают и не платят в бюджет подоходного налога; с другой стороны —бюджет тратит на их содержание 100 миллионов. Это, наверное, заначка нашего бедного правительства, которое всё время плачется о нехватке средств. Однажды возьмут и всех незаконно содержащихся в тюрьмах отпустят, то-то же будет бюджету прибавка.

(Предыдущий абзац написан нами несколько лет назад. Кажется, мы дожили до «освобождения» этой заначки: с середины 2003 года из СИЗО начинают выпускать излишне сидящих.)

Александр Семёнович К-н., ныне свободный, вспоминает:

«Основная беда народных судей, так это частичная потеря памяти. Они напрочь забывают о презумпции невиновности. Восстановить память, конечно, можно, только где взять столько денег, сколько обычно запрашивают судьи.

В настоящее время берут даже за то, чтобы просто осудить. Так как в московских СИЗО камеры переполнены ожидающими суда в два, три раза. В камере, рассчитанной на проживание 36 зэков, находится от 70 до 120 человек. Лично я в таких условиях просидел до суда 3 года 9 дней. Доказательств моей вины не было. Тогда меня вызвала адвокат и сказала, что она договорилась с судьёй о том, что если я признаю свою вину, то мне дадут 3 года и 1 месяц. Если же не признаю вину, то меня выпустят, но только месяца через три-четыре. Взять с меня было нечего, а родственников не имею.

Что было делать? Согласился. Не судебный процесс, а пародия. От «Встать, суд идет!» до вынесения приговора прошло ровно пять минут. Слава Богу, хоть не обманули».

Переполнение изоляторов – это проблема, которую могут понять только зэки и тюремщики, а никак не следователи или судьи. И хотя нынешние условия содержания складываются, как это ни грустно, под знаком гуманизации, а не революционной целесообразности, как это было при историческом материализме (когда заключённые тоже сидели друг у друга на головах), результат тот же самый.

И чтобы объяснить налогоплательщикам, куда деваются их деньги, руководители российских тюрем плели вот какие кружева:

«…Нужно начинать с создания современных условий для размещения и содержания подозреваемых и обвиняемых. Решать эту задачу можно только за счёт строительства новых и реконструкции действующих СИЗО и тюрем… Других способов нет. В настоящее время ведётся работа на 103 объектах СИЗО и тюрем, 24 ЛТП переоборудуются под следственные изоляторы и тюрьмы, 7 строится. Завершение всех работ позволит ввести 113,4 тыс. мест (в 1997 г. – 12620 мест) из расчёта 4 кв. м на одного человека и практически обеспечит всех заключённых жилой площадью. Однако везде эта работа ведётся по-разному».

Во-первых, по четыре квадрата на зэка не получилось ни в 1996, ни в 1997, как обещал гражданин начальник. И в 1998 тоже не получилось, и в 2002. Во-вторых, излагая достижения в некоторых областях и городах, он признаёт, что во всех остальных регионах работа вообще не ведётся, либо ведётся очень низкими темпами. Поэтому далее тюремный начальник прямо признаёт, что подведомственные ему СИЗО становятся смертельно опасными: