Страна цветущего шиповника

Выкатывая из сарая велосипед, Ник не удержался — оглянулся. Для того, чтобы прочитать во взгляде Кларка снисходительную уверенность: никуда ты от меня не денешься.

У садовника Федерико жила когда-то кошка по имени Тири, в детстве Ник любил с ней играть. А кошка любила играть с мухами. Здорово их ловила — сядет на задницу, и хлоп над собой передними лапами! Муха перед ней плюхнется — еще живая, бьется, ни взлететь, ни уползти — а Тири башку набок наклонит и смотрит.

Ник себя вскоре такой мухой почувствовал. Ни убежать, ни уползти.

Кларк с тех пор таращился на него постоянно. Что бы Ник ни делал, оказывался рядом. В коридоре зажимать пытался, в кухне, в бельевой кладовке.

Ник дважды пытался орать. На вопли прибегали мать, Роберта — чтобы услышать от Кларка: «Мальчик очень дурно воспитан! На малейшие замечания огрызается, кричит… Его бы к психологу сводить».

И что он мог на это возразить? Объявить во всеуслышание: «Кларк ко мне пристает»? Нику казалось, что это равноценно признанию: «Я — пидарас!»

А Кларк смотрел на него и ухмылялся. Казалось, он видит его насквозь и читает каждую мысль.

Когда Ник достал у знакомых парней выкидной нож и при следующем домогательстве выставил перед собой лезвие, Кларк расхохотался, сверкая стеклами очков.

— Ну, давай, — подбодрил он, — пырни! Мало тебе приводов за хулиганство? На человека с ножом — штрафом не отделаешься, посадят. Ох, бедная Мария…

Кларк шагнул к Нику и отвел руку с ножом в сторону.

— Впрочем, мне нравится, что ты сопротивляешься. Это заводит. — Попытался прижать Ника к себе.

Вырываться из его объятий с каждым разом становилось все труднее. Кларк уже знал, как Ник выкручивается, и был к этому готов.

— Тебе ведь нравится, — прошелестело на ухо Нику. — Ты просто боишься признаться.

Слюнявые губы впились в его шею. Одной рукой Кларк притиснул Ника к себе, другой схватил за задницу.

— Отпусти, урод!

Ник резко присел, выскальзывая, долбанул Кларка лбом в отвердевший пах. Не разгибаясь, промчался к выходу из кухни — заскочил-то на минутку, пожрать перехватить — и бросился бежать. Вслед ему донесся издевательский смех: видать, не сильно долбанул.

* * *

Ник старался не оставаться в одиночестве. Спал в комнате матери: вольные ночевки в саду, на качелях или в беседке, остались в безмятежном детстве. По дому передвигался, настороженно оглядываясь. Освоил наблюдательный пункт на чердаке: старался следить за всеми перемещениями Кларка. Куда тот пошел, когда уезжает, когда приезжает. Жизнь превратилась в ад, Ник шагу не мог шагнуть без оглядки.

Управившись с домашними делами — старался заниматься ими в чьем-то присутствии, — он удирал в горы. С друзьями почти не общался, не знал, о чем с ними говорить. Не мог объяснить, почему раньше свободно шлялся до рассвета, а теперь к десяти часам вечера бежит домой — чтобы лечь спать одновременно с матерью, в ее комнате, и не пробираться в одиночестве через сад.

Над Ником смеялись, обзывали. Он злился, лез в драку, и в итоге решил, что лучше бывших приятелей вовсе избегать.

А леди Маргарите становилось все хуже. Она почти не выходила из комнаты, а если и появлялась в столовой или на террасе, едва ли понимала, что там делает. Кларк ее уже и не стеснялся, лез к Нику прямо в ее присутствии, леди Маргарита не реагировала.

А потом она умерла. Труп увезли на вскрытие, в Неаполь. Хоронили леди Маргариту там же.

Обитатели «Шиповника» собирались на похороны. Ник нагрел градусник под струей горячей воды и объявил матери, что заболел.

Мария поохала, заварила ему в термосе какую-то дрянь и уехала вместе со всеми. Ник остался в «Шиповнике» один.

Проникнуть в спальню Кларка труда не составило. Ник старательно и методично обшарил все полки в его шкафу, все ящики в комоде — пусто. Ни одной сраной видеокассеты или журнала. Ничего, что хоть как-то могло бы привлечь внимание копов! А ноутбук Кларк неизменно возил с собой — видимо, если какую-то информацию и хранил, то там.

Ник уже почти отчаялся, когда в прикроватной тумбочке, в нижнем ящике, под ворохом каких-то бумаг обнаружил фотоаппарат. Включил, заметив, что руки трясутся сильнее, чем у потомственного алкаша Джованни.

Уф-ф, фотки не слиты! Что-то на карте памяти есть — видно, Кларк не успел на ноутбук перекинуть. Или забыл.

Ник принялся листать. Фоток было немного. Трое пацанов, на вид — помладше него, по десятку снимков на каждого. По тому, как они позировали перед камерой — и голыми, и полураздетыми, — по устало-равнодушным взглядам, Ник понял, что Кларк их не на улице подловил. Пацаны в бизнесе не первый день, это ясно, хоть и вряд ли по доброй воле.

Ну и что теперь делать? — задумался он. Что он вообще собирался делать, когда лез сюда, в спальню к Кларку? Найти доказательства того, что Кларк — педофил? Так вот они, пожалуйста. Но доказательства эти ему одному и годятся, тому, кто и без них все знает. Кларка-то на этих фотках, рядом с пацанами, нет. Мало ли, чей фотик у него в тумбочке лежит. Мало ли, где он его взял — скажет, что на улице нашел, и сам собирался в полицию нести.