Читаем Страна утраченной эмпатии. Как советское прошлое влияет на российское настоящее полностью

В эти периоды «дедовщина» вплывала в фокус общественного внимания. Когда же власть решала оставить студентов в покое – тут же и интерес общества к неуставным отношениям в армии мгновенно спадал почти до нуля.

Можно ожидать, что и нынешний интерес столичных блогеров к условиям жизни в российских местах заключения носит такой же временный, конъюнктурный характер. Дело, скорее всего, в том, что в фокусе внимания оказалась раскрученная медийная фигура, своя, участница столичной тусовки, художница и акционистка. Опять раздадутся дежурные ахи и охи, крики «доколе?» и призывы к руководству ФСИН «навести порядок». На этом все и кончится. Пытки как производственная необходимость

Общественность всегда склонна понимать подобные случаи как единичные проявления садизма одних начальников и халатности других, «эксцессы исполнителей». На самом деле причина происходящего как в описанной, так и во всех прочих колониях РФ гораздо глубже, и садистскими отклонениями отдельных надзирателей никак не объясняется.

Ключевое системное звено в описании Толоконниковой заключено в словах «норма выработки». Суть дела в том, что ее колония – как и большинство других ИТК в России – занимается производственной деятельностью: где-то шьют форму, где-то, может быть, собирают мебель, это несущественно. Важно, что надзиратели в колонии одновременно еще и производственники, которым нужно организовать и эффективно мотивировать свою рабочую силу, то есть заключенных. От того, насколько успешно они с этим справляются, зависит оценка их собственной профпригодности и перспективы продвижения по службе.

Вопрос в том, как заставить зэков выполнять план – учитывая, что большинство зэков и зэчек к работе вовсе не стремятся? Как добиться того, чтобы они не просто работали, но и старались соблюдать хотя бы минимальные требования к качеству изделий? (Заметим в скобках, что нежелание заключенных вкалывать на тяжелой работе за гроши абсолютно естественно).

Рассмотрим для начала, какие инструменты воздействия на рабочих существуют у руководителей обычного, «гражданского» производства. Это, во-первых, премии – то есть разовое повышение зарплаты за особо ударный и качественный труд. Во-вторых, штрафы – разовые вычеты из зарплаты за проявленные халатность и недобросовестность. В-третьих, выговоры – по сути, угроза увольнением с предприятия. Наконец, если рабочий особенно буянит и бедокурит, скажем, ломает оборудование и подстрекает товарищей к бунту, – для него есть такая мера воздействия, как арест и помещение под стражу, то есть лишение возможности вернуться в свое теплое домашнее гнездышко.

А теперь посмотрим, чем из этого арсенала располагает администрация колонии. Труд заключенных оплачивается у нас в стране чисто символически – речь может идти о суммах типа 150–300 рублей в месяц. Соответственно, как премии, так и штрафы для зэков не могут иметь никакого существенного значения. Выговор? Угроза увольнения?! Ответом может быть только дружный смех: любой заключенный и рад бы «уволиться» из тюрьмы или хотя бы из производственного процесса.

Точно так же понятно, что для зэка, который и так уже сидит в тюрьме, не может быть угрозой само по себе лишение свободы и, скажем, помещение в карцер. Да, в карцере он может быть изолирован от общения с другими заключенными, но зато там, наверно, можно будет отдохнуть и расслабиться, пока другие вкалывают на производстве.

Мы видим, что никакие привычные на воле способы стимулирования заключенного к эффективному труду в колонии просто не работают. Причем вполне возможно, что даже и повышение зарплат тех же швей до обычных для российской провинции 6–8 тысяч рублей в месяц тоже не принесло бы большого эффекта – просто потому, что многие зэчки предпочли бы не вкалывать, а просто ждать окончания срока!

Каков же выход? Выходы, естественно, давно найдены и отработаны. Например, тот же карцер может представлять собой каменный мешок 1х2 метра, в котором поддерживается температура около нуля градусов, а провинившегося зэка бросают туда голым: в таких условиях «отдых от работы», естественно, проблематичен. Особо изобретательные начальники колоний еще и пускают в таких карцерах потоки ледяной воды по стенам – для того, чтобы наказанный не мог прислоняться к ним и таким образом излишне расслабляться.

Или наоборот – карцер может представлять собой что-то вроде обитой железом бочки, в которой температура постоянно выше 55 градусов – жара и духота действуют еще эффективнее, чем холод.

Таким образом, у лишенных обычных средств стимулирования к труду надзирателей остаются в арсенале способы различной депривации заключенных: лишение сна, пищи, возможности ходить в туалет, а также воздействие на них слишком высокими или слишком низкими температурами. Если называть вещи своими именами, единственным реально работающим средством воздействия на заключенного, чтобы он работал, а не отлынивал, являются пытки.

Круговая порука

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное