Страна василисков

Прекрасное место, кисло подумал я. Как раз в духе Адатигавы.

В кафе давно уже не было посетителей. Террасу заставляли круглые столики с закинутыми на них стульями. Ветер хлопал краями навеса. Только один столик, у самого каменного парапета террасы, был занят.

Провожатая — в ней я узнал давешнюю златовласую Мишель — провела меня вглубь террасы, мимо полупустой барной стойки с померкшей доской «МЕНЮ». За столиком сидела Адатигава.

Как и всегда, она была в платье — сегодня тёмно-синем, с крошечными розовыми цветками, в которых легко угадывались азалии. Шею облегал белый подворотник. Тщательно собранные волосы Адатигавы сбоку удерживала поблёскивающая светодиодами заколка. Завидев меня, она отставила в сторону свою чашку и обернулась ко мне:

— Господин Штайнер! — начала она. — Как я рада видеть вас… — она осеклась, внимательнее вглядевшись в меня. Я недоуменно смотрел на неё.

— Милостливые боги, Мицуру, — проговорила Адатигава, — ты выглядишь кошмарно.

Таким тоном Адатигава не разговаривала со мной уже несколько лет — если быть точным, со времен нашего первого знакомства. Так же давно она не называла меня и по имени.

Мицуру. В её устах моё имя звучало почти нежно.

— Присаживайся. — приказала Адатигава, кивком указывая на стул; Мишель поспешно отодвинула его, и я присел за стол. — Мишель, кофе господину Штайнеру.

— Чай. — подал голос я. Адатигава виновато улыбнулась.

— Мишель, чай господину Штайнеру. — поправилась она. Мишель поклонилась и ушла, и Адатигава обернулась ко мне.

— Во что ты вляпался? — без обиняков спросила она. Я поморщился. Слышать Адатигаву, говорившую обычным тоном, без всегдашней своей подчёркнутой вежливости, было странно: уж слишком много в этом было воспоминаний. — Я знаю, что вчера произошло, но на тебе лица нет!

— Я весь день на ногах. — ответил я. — Так что произошло?

— После. — предостерегающе подняла руку Адатигава. — Всему свое время.

Подошла Мишель, поставив передо мной чашку с блюдцем. Я благодарно кивнул и отпил: моему любимому чаю этот в заплатки не годился, но он был горячим, и это был чай.

О большем я сейчас и мечтать не смел.

На исходе мартовского дня на набережной было холодно — а особенно сейчас, в последние минуты перед дождевым циклом. На дальнем берегу Швестерзее, в Уберзееквартире, уже зажигались первые огни.

Адатигава терпеливо ждала, пока я допью чай. Меч лежал у меня на коленях; мне больше некуда было его пристроить.

Меч в ножнах, табельный пистолет в кобуре… я был во всеоружии. Как жаль, что весь этот арсенал был совершенно бесполезен.

— Вы хотели меня видеть. — сказал я, отставляя опустевшую чашку. Чай приятно согревал меня изнутри; в меня будто заново вдохнули жизнь. — И большое вам спасибо за чай, госпожа Адатигава.

— О, прошу вас. — подняла ладонь Адатигава, снова возвращаясь к подчёркнуто вежливой речи. — Меньшее, что я могла сделать для вас, господин Штайнер. Да, вы правы. Я хотела вас видеть, и это действительно не терпело отлагательств.

Её рука опустилась на стол, зашуршав длинными рукавами. Пальцы побарабанили по тёмной, безжизненной поверхности столешницы.

— Вы знаете, почему я пригласила вас именно сюда, господин Штайнер? — спросила Адатигава, глядя на разбегавшуюся по чёрным водам озера рябь. — В кафе «Хайфиш»?

— Я могу догадываться. — вежливо заметил я. — Хироко Вишневецкая?

— Совершенно верно, господин Штайнер. — проговорила она, всё ещё глядя на озеро. Тусклый вечерний свет очёрчивал благородный профиль Адатигавы: острый прямой нос, вздёрнутые брови, волосы, собранные в пучок, подворотник платья, охватывающий шею. — Мы завербовали Хироко Вишневецкую именно здесь. Предложили ей помочь нам в наших делах. Она согласилась. — губы Адатигавы тронула печальная улыбка. — Вы с самого начала были правы, господин Штайнер: «Монплезир» замешан в этом деле. Я замешана в этом деле.

— И вы были удивлены. — добавил я. — Когда я показал вам её фотографию.

— Когда я услышала от вас, что госпожа Вишневецкая мертва. — поправила меня Адатигава. — За два дня до нашей с вами встречи одну из наших сестёр — ту, которая и связывалась с Вишневецкой — нашли мёртвой в её собственной квартире. С перерезанным горлом. Когда я увидела тело Вишневецкой на вашей фотографии, я заподозрила неладное. А на следующий день… — она сделала паузу; я заметил, как губы Адатигавы задрожали, — …я узнала, что погибла госпожа Сэкигахара. С которой я разговаривала всего за несколько часов до её смерти.

Я молчал. Адатигава знала Сэкигахару. Причём, похоже, знала её весьма близко.

— Подумать не могла, что разговариваю с ней в последний раз. — тихо проговорила Адатигава. — И подумать не могла, что её убьют. Точно так же, как убили всех остальных: Вишневецкую, нашу сестру Жермен… и не оставили ни следа.

— Вы знали Сэкигахару. — прервал её я. — Но вы ничего мне не сказали.

Адатигава медленно повернулась ко мне.

— Я не знала. — ответила она. — Тогда ещё не знала. Понимала, что всё это не могло быть просто совпадением… но затем Фрида позвонила мне. А затем её убили.