Страна воров на дороге в светлое будущее

Но есть одно отягчающее обстоятельство. Белый Дом, помимо других защитников, оборонял и малочисленный отряд юнцов под руководством Баркашова. Кто такой Баркашов, я не знаю. Думаю, большинство читателей — тоже. Я не так уж далек от политики, но с программой «Русского национального единства» не знаком. Большинство читателей — тоже. Это сейчас нам объяснили: фашисты. Пусть так. Фашизм — это плохо. Но баркашовцев было сколько? Два, три десятка? Сколько? Ответьте!

Молчат.

А сколько было защитников Белого Дома? Тех, у кого было в руках оружие. Тех, у кого — не было, кто считал своим оружием Закон и Конституцию. Тех, кто просто присутствовал, считая, что они на стороне справедливости.

Таких были тысячи!

И тем не менее — фашистский мятеж!

Вот какое нашли определение. Всех под одну гребенку. Так проще. Так эффективнее. Так легче обдурить народ.

Нас пугают: а вы знаете, что было бы, если бы они победили?

Не знаю. Не знаю — что было бы, вижу — что есть.

У нас с вами разные методы. Вы мне пытаетесь объяснить, что БЫЛО БЫ, если бы победили «красные» или, не дай Бог, баркашовцы (как они могли победить, взять власть в стране — ума не приложу).

А я вам пытаюсь рассказать о том, что УЖЕ ЕСТЬ. И притом имеет прямое отношение к фашизму.

А посему прошу читателя выслушать рассказ, а если точнее, свидетельские показания Олега Румянцева.

Те, кто иногда заглядывает в телевизор, должны его знать — Олега Румянцева. Симпатичный молодой человек с бородкой, в очках. Мягкий, интеллигентный, деликатный; ни разу не взорвался, не сказал никому ни единого грубого слова. Депутат, председатель Конституционного комитета или комиссии (я не очень в этом разбираюсь) — словом, три года работал над новой конституцией страны, его проект так и назывался на официальном языке — румянцевский. В прошлом — научный работник, у него необычная профессия — страновед. Никогда не был членом партии, убежденный демократ.

После ужаса 4 октября я долго его не мог найти, обзвонил всех знакомых. Пропал. А хотелось поговорить именно с ним, с человеком, которому я доверяю. Объявился его помощник:

— Олег Германович сильно избит, отлеживается.

Через несколько дней позвонил сам Румянцев, договорились о встрече. Я приехал к нему в Крылатское, он упаковывал книги. Приказано в три дня убраться из квартиры.

Свидетельские показания Румянцева Олега Германовича

— Я выходил одним из последних. Офицеры из «Альфы» предложили мне: «Иди к Руцкому, скажи — не надо больше крови».

Я побежал к Руцкому. С ним были два его брата, личный телохранитель Володя, еще несколько человек. Оружие на боевом взводе, в глазах — готовность умереть.

— Скажи, Олег, как вел себя Руцкой? Вот в эти последние минуты? Скажи честно!

— Ну… Мне кажется, что это были минуты… Минуты мужества.

Небольшое отступление.

Так же говорили и про Хасбулатова. Я опрашивал многих, например девушек из пресс-центра, они его наблюдали постоянно. Все в один голос: вел себя мужественно, ни на минуту не потерял самообладания… Есть этому и косвенные доказательства. Прошло две недели после событий. До сих пор никакой информации из Лефортова. Судя по августу 1991-го, должны были бы показать на следующий день — маленьких, жалких, сломленных. Не показали ни одного кадра. Выводы?

A. Показывать нельзя, потому что узники могут сказать что-то не выгодное властям. Значит, пока не сломлены.

Б. Идет «обработка». Когда она будет закончена — покажут.

B. Узники ведут себя мужественно.

Опросив свидетелей, я получил ответ и на мучивший меня вопрос: почему Руцкой не застрелился?

Абсолютно правильно поступил. Застрелиться было бы трусостью. То, что он знает (а знает он много), рано или поздно понадобится стране. Что бы ни случилось — обязательно понадобится.

Не уйдя из жизни, он обрек себя на пытки. Под пытками я подразумеваю не побои в камере. Это он вынесет. Тот, кто побывал в плену у душманов, — вынесет.

Настоящие пытки — это унижения, которым подвергнут его газетные и телевизионные шавки.

Продолжим.

— …Я снова спустился вниз и вернулся к Руцкому вместе с полковником из «Альфы». Если не ошибаюсь, полковником Проценко. Он вел себя очень прилично.

Руцкой обнял братьев. Мне сказал: «Беги завтра на Совет Федерации, скажи им правду. Умоляю, скажи всю правду. Они тебя будут слушать». Да, и еще: «Позвони жене, вот телефон. Расскажи, как все было».

В дверях показался Коржаков, начальник личной охраны Президента: «Руцкой, на выход!».

Я вернулся в зал Совета Национальностей — забыл там сумку с важными бумагами. В сумке рылся вооруженный человек. Боже мой, какое счастье, что он забрал маленький газовый пистолет! Если бы потом у меня его нашли, точно бы убили.

Потом мы долго стояли на улице у главного входа, под гербом. Здесь дежурили два маленьких автобуса, но нас туда не сажали. Люди из «Альфы» что-то выясняли, поглядывая на нас. Один из офицеров сказал: «Жаль ребят, я бы их лучше отвез».

Раздалась команда: «Пошли вперед!». Мы двинулись направо, в сторону ближайшего дома.