Страна заката

Они сидели в тесной комнатушке Фишера, обставленной старой, кое-как под­ремонтированной, но удобной и уютной мебелью, и обстоятельно обсуждали самое главное: как выжить на Насыпи, как и где собирать металлолом и обрывки кабеля, железные цепи, канаты и свинец из поврежденных автомобильных аккумуляторов, как и где продавать все это и обменивать на веши, которые им могут понадобить­ся,— сидели и в этом общении черпали надежду, поддержку и сердечное тепло, и не потому, что между ними вдруг возникла человеческая близость, а из-за совпадения главных интересов, из-за общности судеб. Они боролись за жизнь в. одинаковых условиях.

Док курил. Он осторожно высыпал щепотку табачных крошек на бумажку, свер­нул из нее сигарету и заклеил, лизнув языком. Он предложил и Аллану закурить, но тот отказался. Он бросил курить еще несколько лет назад. Синтетический табак не доставлял никакого удовольствия, от него только чернели зубы. Но он стоил дешево, и его производили в изобилии, так же как искусственный шоколад. Словно если у людей будет вдоволь шоколада и дешевых сигарет, они забудут о постоянной не­хватке других, гораздо более важных продуктов.

Док объяснил, что курит настоящий табак. Он запасся табаком, когда его еще можно было достать на черном рынке. Теперь он смешивал старый табак с новым, который сам выращивал. Однако Аллан сказал, что курить — это старомодно, и вооб­ще никому не нужно, и все равно нет никакой разницы между настоящим табаком и искусственным. Так что Фишер один курил свою тоненькую сигарету, затягивался и выдыхал прозрачные облака дыма, расползавшиеся по полутемной комнате. Они принадлежали разным эпохам, у каждого были свои радости и маленькие удоволь­ствия, хотя какие радости были у Аллана? Сколько он ни пытался, он не мог вспом­нить. Быть может, его единственной радостью было посидеть на автомобильном си­денье и с вершины груды старых покрышек созерцать огни Свитуотера подобно то­му, как когда-то он стоял у окна детской и смотрел туда, где в конце улицы вспы­хивали и гасли, вспыхивали и гасли огни рекламы на бензозаправочной станции, окрашивая серую улицу в яркие фантастические тона. «Радости» Дока были релик­виями из другой эпохи, церемониалом, которого он строго придерживался,— теперь, в эпоху Аллана, «радость» была подделкой, таким же синтетическим суррогатом, как и прочие продукты. Поэтому Аллан, в сущности, не знал, что такое «радость»; для Дока же это было нечто, почти изгладившееся из памяти, но воспоминания пробу­ждались, если их стимулировать должным образом.

Однако это нисколько не отравляло удовольствия, которое им теперь доставляло общение. Они тихо сидели вот так рядом, и у обоих было такое впечатление, будто с них свалилась скорлупа и они стали значительно ближе друг другу, стали такими близкими, что несмотря на различия ни один из них не мог бы теперь остаться рав­нодушным к тому, что волновало другого, к его человеческому существованию. Так должно быть всюду, где человек еще кое-что значит.

— У меня есть колодец,— сказал Док, когда они собрались уходить.— Я не ска­зал вам об этом сразу, но все равно у меня есть колодец, и когда тебе понадобится, можешь брать из лево воду. Пошли, я покажу вам, где он.

И снова вокруг них сочная зелень, озаренная заходящим солнцем. Они шли по тропе, извивавшейся между кустами шиповника и дикорастущим кустарником за пристройкой. Там, в небольшом углублении, они увидели железную крышку, окаймленную каменными плитами.

— Вот здесь...

Док с усилием приподнял тяжелую крышку.

— В это время года воды предостаточно.

Под крышкой находился колодец — темная дыра в черном грунте. Немного ниже мерцало зеркало воды, блестящее, как глаз. Док опустился на четвереньки. В одной руке он держал железное ведро. Потом рука исчезла в колодце, послышался плеск воды, и Док вытащил ведро. Оно было наполовину полно мутноватой воды. Все, что делал сейчас Док, Аллану и Лизе казалось каким-то диковинным ритуалом, потому что никогда в жизни они не видели, как достают воду из-под земли.

— Смотрите...

Док поднес ведро ко рту и, сделав глоток, предложил напиться гостям.

— Как, неужели эту воду можно пить? — вырвалось у Лизы.