— Нет, еще немного. Вон с той кучи уже будет виден наш фургон. Аллан показал.
— Туфли' натирают...
Она снова сбросила туфлю, потерла пятку.
— Завтра мы наверняка отыщем для тебя пару прекрасной обуви. А теперь двинулись. Нам надо успеть туда засветло.
— Где Бой? — спросила Лиза, все еще не вставая.
Они огляделись, сдерживая дыхание в непривычной тишине. Потом заметили своего малыша. Он стоял на четвереньках между следами колес проехавшей машины. Его внимание привлекли кусочки блестящего металла, и он выкапывал их из грязи.
— Бой! Ты весь перепачкался! Иди сюда!
Голос ее потерялся между грудами отбросов и щебня. Бой по-прежнему стоял на четвереньках, словно не слышал. Она снова закричала, на этот раз сердито:
— Сию же минуту иди сюда, слышишь!
В этом пустынном месте бранить ребенка за неряшливость было бессмысленно, даже нелепо. Возможно, именно поэтому она чувствовала неуверенность, раздражение и страх. Ведь Лиза отнюдь не принадлежала к числу женщин, помешанных на чистоте и опрятности. Но она была еще совсем дитя. Она еще не научилась ни приказывать, ни выполнять свои обязанности.
Аллан встал (был он невысокий, коренастый, в комбинезоне из грубой ткани, кожаной куртке и сапогах). Он успокоил Лизу:
— Бой уже идет. Знаешь, для него здесь так много нового, есть на что посмотреть. Тут уж ничего не поделаешь...
— А как я его отмою?
Лиза не стала бы уделять столько внимания гигиене, не будь обстановка такой необычной; малыш ковылял к ним весь перепачканный.
— Все наладится,— ответил Аллан.
Он вдруг почувствовал непоколебимую уверенность в том, что здесь им будет хорошо и они смогут гораздо легче решить все свои проблемы, чем в сумятице большого города. Жить в городе — это просто безумие, думал он, хотя оба они родились и выросли в Свитуотере и никогда не выезжали оттуда.
— Пошли.
Аллан взял более тяжелый чемодан. Лиза нехотя надела туфлю и притопнула, как бы проверяя, не больно ли будет в ней идти.
— Теперь недалеко. Вон за той кучей. Если хочешь, я возьму малыша.
Бой подошел к ним и поднял ручонки, показав глазами, которые возбужденно блестели на маленьком узком личике:
— Посмотри! Самолет, папа! — Бой был худенький и бледный, анемичный, как его мать; он казался намного младше своих пяти лет.— Самолет!
— Вижу,— сказал Аллан и взял его на руки.
Сверхзвуковой истребитель прочертил у них над головой две толстые красные полосы через все уже по-вечернему тусклое небо. Аллан повернулся, посмотрел назад. Вдали все еще были видны ворота. Они прошли не так-то много. Он думал, что гораздо больше. Возможно, дорога кажется длиннее, когда идешь через кучи мусора, земли, гравия и щебня. Во всяком случае, у него было такое ощущение, будто они прошли длинный и опасный путь, уже преодолев все основные препятствия.
— Пошли,— сказал он,— в путь. Теперь недалеко.
4
— Как красиво, когда горят огни,— сказала Лйза.
Аллан нашел старое автомобильное сиденье и втащил его на груду автомобильных покрышек за фургоном. Наступил теплый, мягкий вечер, они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и смотрели на окутанный мраком берег, на бухту и длинный красивый мост, по которому Автострада пересекала Райскую бухту и через индустриальный район уходила дальше на запад внутрь материка. Промышленные предприятия Сарагоссы — основа благосостояния Свитуотера — светились бесчисленными огнями, которые переливались и танцевали над зеркально-металлической поверхностью воды, озаряя призрачным сиянием туманную дымку, постоянно висевшую над этим районом города.
Но Лиза смотрела на машины, только на машины, которые длинными рядами, колоннами, сотнями и тысячами, одна возле другой, словно скользили по мосту.
— Посмотри на эти огоньки. Посмотри, как они уползают куда-то далеко-далеко. И так без конца. Как ты думаешь, сколько их? Сотни? Тысячи?
Аллан не прерывал ее. У Лизы было так мало поводов восхищаться, приходить в восторг, а ведь ей, такой еще юной, это было очень нужно...
— А когда я сощурю глаза, огоньки превращаются в звезды — белые звезды едут о в Свитуотер, красные уезжают из него. Как красиво, если смотреть издалека. Правда, красиво?
— Да, очень.