Лиф был потрясен картиной гигантского города, развернувшегося перед ним во всей красе. День был ясный, видимость хорошая, и Нью-Йорк, занимавший все пространство на другом берегу реки, от горизонта до горизонта, был как на ладони. В свое время Лиф бывал здесь, даже два раза: один раз — во время празднования 4 июля и второй раз — на представлении цирка Барнума. Тогда в городе, конечно, тоже были высокие строения, но не такие, как сейчас. Ник и Элли стояли рядом с ним и тоже смотрели во все глаза. Лиф решил, что они, подобно ему, потрясены открывшейся панорамой, и это было верно, только вот причина потрясения, которое испытали ребята, была совсем другой.
— Мне кажется, я знаю, куда нам нужно идти, — сказал, наконец, Ник странным, отсутствующим тоном.
Элли никак не прокомментировала его ответ, продолжая молча смотреть.
— Манхэттен в стороне от нашего пути, — наконец вымолвила она. — Нам не нужно переходить реку, ведь мы направляемся на юг.
Ник снова посмотрел в сторону города.
— Мне все равно, что ты думаешь. Я сделаю крюк.
Элли не стала возражать.
Когда ребята наконец дошли до конца моста и ступили на землю Манхэттена, наступили сумерки. Чтобы дойти до центра, им пришлось потратить всю ночь. Дома, расположенные ближе к центру, поразили Лифа. Он наверняка не смог бы дышать от удивления, если бы вообще дышал. Но самым потрясающим зрелищем, безусловно, были два серебристых здания на южном краю острова, ярко сверкавшие в лучах зари. Монолитные башни-близнецы из стекла и металла отражали первые солнечные лучи.
— Я не знал, что на свете бывают такие дома, — сказал Лиф.
Элли вздохнула.
— На самом деле их нет, — сказала она. — По крайней мере… их нет в мире живых.
Голос у Элли был такой грустный, что, казалось, она говорит из самого центра Земли.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
МЭРИ, КОРОЛЕВА МАЛЫШЕЙ
Глава седьмая
Обитель вечности
Так уж устроены время и человеческая история, что в определенном смысле некоторые места просто не могут исчезнуть без следа. Мир живых, как ему и предначертано, постоянно движется вперед, но в нем время от времени появляются объекты, которым уготована вечность. Мальчику, которого Ник и Элли назвали Лифом, в свое время посчастливилось набрести на один из таких объектов: его роскошный лес в горах когда-то был местом, куда приходили поэты, чтобы найти вдохновение. В лесу было так хорошо и тепло, что под его сенью неисчислимому количеству молодых людей пришло в свое время в голову сделать предложение своим подругам и большинство девушек ответили согласием. Приходя в лес, строгие конторские работники позволяли себе расслабить галстук и танцевали между деревьев, как дети, крича от восторга, хотя знали, что за такое поведение их могут счесть приспешниками дьявола.
Лес в горах был настоящим средоточием жизни, но когда он состарился и жучки избороздили кору и ветки деревьев своими ходами, он не погиб. Он перешел в Страну затерянных душ. Жизнь продолжалась, но в другом мире. Здесь лес навеки остался таким, каким он был во времена своего расцвета — зеленым и пышным, в зените славы, и приходившие под его сень поэты были бы рады увидеть его таким, если бы не умерли и не отправились туда, где им и положено быть.
В каком-то смысле Страна затерянных душ — это рай. Только не для людей, а для тех мест и объектов, которые заслужили свою скромную долю вечности.
Таких мест немного в большом мире, и находятся они на значительном расстоянии друг от друга. Они стоят, словно острова вечности, в море зыбкого, изменчивого мира живых. В Нью-Йорке таких мест немало, и самое большое оказалось на южной оконечности Манхэттена: башни-близнецы рядом с зеленой статуей, расположенной на небольшом островке в заливе. Небоскребы попали в рай. Они стали частью Страны затерянных душ и стоят на фундаменте из слез тех, кто оплакивает их исчезновение из мира живых, и из героизма тех, кто ушел в тот страшный сентябрьский день туда, где рано или поздно оказываются все люди.
Дети приближались к башням-близнецам в молчании. Когда они подошли совсем близко, глазам их открылось удивительное и неожиданное зрелище.
Возле башен было целое скопление призраков. Десятки детей играли на мощенной мрамором площадке перед зданиями: в классики, в салки, в прятки. Некоторые были одеты так же, как Элли, в джинсы и футболки с короткими рукавами. Другие девочки и мальчики выглядели более формально. На некоторых были вещи, напоминавшие покроем одежду Лифа, грубые и тяжелые. Были дети, одетые в яркие, кричащие наряды восьмидесятых или семидесятых годов. Высокие пышные прически соответствовали стилю.