Страна Желанная

От этих мыслей в холодном шалаше словно теплей стало и сочни показались особенно вкусными. Поплотней заложив вход ельником и снегом, Глебка съёжился комочком в углу шалаша и затих. Буян положил голову ему на ноги и задышал теплом в колени. Вокруг стояла непроглядная темень и ничем не нарушаемая тишина. Потом где-то вдалеке, справа от шалаша, протяжно завыл волк. Буян навострил уши и поднял голову. Вой, долгий и тоскливый, сперва словно стелился по земле и был низок, потом поднялся до высокой напряжённой ноты и вдруг смолк, точно упал с высоты в тьму.

На минуту снова воцарилась тьма и тишь. Потом опять и на этот раз по другую сторону шалаша раздался протяжный и тоскливый вой. Едва ли найдётся среди лесных голосов другой, столь же тоскливый и хватающий за душу, как волчий вой. Мурашки пробегают по спине у всякого, кто, сидя где-нибудь в тёплой избе или лесной сторожке, услышит зимней ночью эти дикие волчьи песни. Каково же слушать их, сидя морозной ночью в глухом лесу и имея под рукой всего один заряд мелкой дроби.

Глебка сидел, сжавшись комочком, прислушиваясь к волчьему вою и чувствуя, как неприятно колючий холодок трогает его затылок под тёплой заячьей ушанкой. Он держал ружьё на коленях, одновременно сжимая правой рукой в кармане старый складной нож. И то и другое едва ли помогло бы в случае столкновения с волками, но, тем не менее, и то и другое придавало Глебке уверенности. Сила оружия измеряется не только действительной его силой, но и той силой уверенности, которую придаёт человеку, держащему это оружие. И всё же... Всё же трудно быть твёрдым в одиночестве, в тысячи раз трудней, чем на людях, среди множества таких же, как и ты. Одна мысль о близких поддерживает и бодрит. Сейчас прежде всех вспомнился дед Назар, у которого на все случаи жизни были в запасе бодрящие прибаутки, присловья, поученья. Будь он сейчас здесь, в шалаше, он, чтобы подбодрить Глебку, обязательно сказал бы: "Бойся худых дел да нечистой совести, а боле ничего на свете не бойся: ни чёрной годины, ни злого человека, ни волчьего зуба". Он бы тотчас развеял Глебкины страхи и Глебкину тоску какой-нибудь сказкой или побывальщиной, которых знал великое множество. Может быть, рассказал бы он и любимую Глебкину сказку про Страну Желанную.

В этой сказке говорилось про то, как крестьянский сын Егорша Кольцов неведомую Страну Желанную искал. Жил тот Егорша худо и, хоть работал не покладая рук от зари до зари, проку от своих надсадных трудов не видал никакого. Что ни уродит бывало земля, солёным потом Егорши политая, то царь в подать забирал. Коли после того, что и оставалось, то барин отнимал. А там становой понаедет бывало, недоимки какие ни на есть разыщет и последнюю скотину со двора сведёт, да ещё и самого Егоршу кнутом попотчует.

Вот дошло Егорше до горла. Больше так жить невтерпёж стало. Подвязал он лапти липовые, котомку за плечи закинул, батожок в руки взял и пошёл, куда глаза глядят. Слыхал он от людей, что есть на свете Страна Желанная и в этой Стране Желанной никто никого не гнетёт, не обижает и все люди по правде живут. Где та Страна Желанная находится и как её найти - никто не знал, но Егорша от своего не отступался и великий зарок положил её доискаться.

Сказка была длинная, а Егорша всё ходил и искал Страну Желанную и много дорогой претерпел. Были на его пути и леса дремучие, непроходимые, и звери лютые, и лихие люди. Но Егорша ничего того не сробел, всё трудное одолел, и конец сказки заставал его на самом краю земли, где радуга с землёй сходилась и где стояли высокие ворота с колокольцами на притворном столбе. И вот звякали те волшебные колокольцы, распахивались настежь заветные ворота, и перед Егоршей открывалась несказанно прекрасная неведомая Страна Желанная, где никто никого не гнетёт, не обижает и все люди по правде живут.

На этом сказка про Страну Желанную и кончалась. Глебка давно знал её наизусть, а Егорша виделся ему так живо, как виделся сам дед Назар, столько раз сказывавший эту старую сказку.

...Может, вот в таком вековом бору довелось блуждать и Егорше. Может, и ему пели волки свои дикие ночные песни, от которых мороз по коже подирает. Впрочем, Егорша-то, верно, ничего такого не боялся. Ничего не страшась, шёл он своим заветным путём... А разве Глебка того боится? Разве у него не заветный же путь? Разве он не сыщет своё, как Егорша сыскал? Вот же сыщет. Вот же дойдёт, как Егорша дошёл. И в Шелексе непременно будет. И пакет отдаст...

Глебка хмурил негустые светлые бровки, упрямо бычился и посверкивал в темноту глазами. И темнота уже не была как будто такой непроглядной и пугающей. И дальний трудный путь уже не казался таким трудным, потому что... ну, потому что этот путь в Шелексу, он, может, и не только путь в Шелексу... Может, как раз в той стороне и лежит неведомая и прекрасная Страна Желанная...

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

НОЧЬ В ОВРАГЕ