Страна желанная(изд.1955)-без илл.

Выслушав это сообщение, Шергин минуты две стоял молча, прикидывая в уме, какие последствия могла иметь потеря Приозерской. Заняв станцию, враг овладевал конечным пунктом Онежского тракта. Раньше интервенты владели только частью этого тракта, соединяющего побережье Белого моря с железной дорогой Архангельск — Вологда. Теперь они получили в свои руки одну из важнейших на севере транспортных магистралей. Вместе с тем они смыкали прежде разобщённые участки фронта — железнодорожный и онежский.

Подумав об этом, Шергин замотал головой, словно его пчела ужалила, но тут же застыл неподвижный и хмурый, увидев светловолосого мальчонку, выскочившего из стоявшей через дорогу избы. Он глядел на всклокоченную голову мальчонки, а видел другую голову — такую же светловолосую и вихрастую… Глебка… Как же теперь с Глебкой? Раз Приозерская взята, выходит, что он теперь отрезан. Что же это такое? Как же так получилось?

Шергин растерянно огляделся, словно ища у окружающих ответа на свои недоуменные вопросы. В ушах его прозвучали последние слова Глебки: — «Батя! Я с тобой тоже. А?»

Эх, если б он в самом деле взял Глебку с собой. Но теперь уже поздно было жалеть об этом. Между ними пролегла ощетинившаяся штыками линия фронта. Впрочем, разлука всё равно была бы неизбежна, даже в том случае, если бы Глебка был сейчас здесь. Партийные организации укома и волисполкомов нацеливали коммунистов на организацию партизанского движения и активное участие в нём. Уходя партизанить, Шергин всё равно не мог бы взять Глебку с собой. С дедом Назаром мальчишка перебьётся как-нибудь. Назар Андреевич обещал в случае чего взять его на своё попечение, позаботиться о нём. Старый лесовик знал на сто вёрст вокруг каждую кочку, каждую былинку. У него всякая зверушка, всякая пичуга на примете. Он и на боровую дичь умелый охотник и на водоплавающую, и на зверя. Своим дробовиком и силками он и себя и Глебку прокормит. На него можно положиться…

Да, конечно. И всё-таки сердце Шергина тоскливо заныло, когда он подумал о Глебке, о неустроенной его судьбе… Много, много нынче неустроенных судеб. И всё надо устроить, а ещё прежде того отвоевать их общую судьбу…

Шергин шумно вздохнул и, точно стряхнув с себя давящую тяжесть, подошёл к столу, на котором лежал листок с партизанским обязательством. Толпа уже отхлынула от стола, возле которого осталось только трое бородачей. Они подписывались под обязательством последними. Шергин посмотрел, как они один за другим осторожно и старательно вместо подписей ставили корявые кресты. Когда они отошли, Шергин с Дьяконовым подсчитали подписи.

— Девяносто, — сказал Дьяконов, останавливая толстый заскорузлый палец на последней подписи.

— Девяносто одна, — сказал Шергин, ставя свою подпись в самом низу листа.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ХМУРОЕ УТРО

Весь день за станцией сильно палили. Ночь Глебка спал неспокойно и проснулся поздно. В сторожке было совсем светло. В углу за печкой возился дед Назар. Когда он пришёл, Глебка не слыхал.

Старый лесной объездчик был давним другом Шергина. Его небольшой домик стоял в лесу неподалёку от Шергинской сторожки. Жил дед Назар одиноко. Происходил он из крестьян Пинежского уезда и до сих пор любил при случае ввернуть в разговоре, что «Пинега с Питером под одним литером», хотя из родных мест ушёл более сорока лет тому назад. Говорили, что ушёл он не по своей охоте, а не поладив с начальством. Местный исправник на весенней пинежской ярмарке цапнул у охотника, привёзшего на ярмарку меха, несколько лучших песцовых шкурок. Ограбленный охотник не посмел перечить начальству, но за него вступился бывший под хмельком Назарка Маслин. Он выхватил шкурки из рук исправника и перекинул хозяину. Исправник за такой дерзостный поступок приказал схватить Назарку и выпороть. Но Назарка в руки стражников и понятых не дался, сильно потрепал одного из стражников и, грозясь «поломать кости» самому исправнику, скрылся в лес. Исправник, давно точивший нож на строптивого парня, обрадовался случаю и создал дело о «буйстве при публичном торгу, увечьи стражника при несении служебных обязанностей и сопротивлении законным властям». Он приказал «всенепременно схватить того Назарку Маслина, как он выйдет из тайболы», угрожая на этот раз отправить его «при надлежащем деле прямо в Архангельскую губернскую тюрьму, где и сгноить его».

Назарка расчёл, что теперь ему уже не житьё на Пинеге и вовсе ушёл из родных мест. После этого он скитался по необъятной Архангельской губернии более двадцати лет, побывал за это время в далёкой и богатой Ижме, ловил навагу под Кемью, бил тюленя на Зимнем берегу Белого моря, ходил покрутчиком на тресковый лов, белковал в бескрайних архангельских лесах.

С годами Назарка поутих нравом и полюбил лесной мир. Стал он уже Назаром, потом Назаром Андреевичем, после и дедом Назаром. Родных своих он мало-помалу растерял и позабыл, своей семьёй не обзавёлся, а так и остался жить бобылём на белом свете.