Страна Живых

А теперь мы расскажем о том, как в конце советского периода развития здравоохранения в 103-й больнице возникло отделение экспериментальной гипотермии. Первым шагом к его открытию было изобретение эндоскопической техники для оперативного лечения язвенной болезни желудка. Экспериментируя с эндоскопами, катетерами и баллончиками, рукастые эндоскописты получили возможность вводить в стенку желудка лекарства для лечения язвы и остановки кровотечения. Но, при обширных неглубоких эрозиях, методы пункции не давали надежного эффекта, и более эффективным был старинный метод промывания желудка ледяной водой.

Было решено модернизировать дедовский метод – вместо промывания водой через зонд из кувшина, стенку желудка охлаждали через введенный баллон. По баллону циркулировала ледяная вода, вызывающая локальное охлаждение. Такой метод позволял проводить охлаждение в течении более длительного времени, и уберегал больного от грубых водно-электролитных расстройств.

Однако, когда метод стал применяться на потоке, оказалось, что длительное время поддерживать локальную гипотермию внутри организма невозможно – включалась система терморегуляции. У пациентов начинались потрясающие ознобы, непроизвольные сокращения мышц, вплоть до судорог. В это время молодой и перспективный научный работник Сапсанов предложил выключать систему терморегуляции путем погружения пациента в глубокий наркоз. Это предложение пришло как раз вовремя. Руководство больницы срочно искало резерв для дополнительных ставок по реаниматологии, и под эти ставки было создано отделение экспериментальной гипотермии. Шли годы. Эндоскописты постепенно освоили более удобные методы местного лечения язвенных дефектов, и от экспериментальной гипотермии благоразумно отказались. Но ставки были выделены, а идти на сокращение никто не хотел. Тогда уже не молодого, но все еще старшего научного сотрудника Сапсанова осенила гениальная мысль. Он стал погружать в гипотермию больных с травмой мозга, длительной комой, после перенесенной гипоксии. Метод позволял незначительно продлевать жизнь обреченным, некоторое количество даже жило довольно долго, но большинство пациентов все же погибало от сопутствующих осложнений. Тем не менее, шесть коек отделения никогда не пустовали, ставки кормили доков, медсестер и санитаров, а Сапсанов который год подряд собирал материал для диссертации.

В тот памятный вечер Сапсанов работал над диссертацией особенно упорно. Он даже не заметил, что город накрыли сумерки, быстро превратившиеся в тяжелую ночную мглу. Сапсанов допил полученный накануне коньяк, развел и выпил спирт из банки с желудочными зондами, и понял, что ему срочно необходимы дополнительные материалы для диссертации. В это время группа хирургов уже зашивала брюшную полость неизвестного больного, а травматологи уходили из головы, оставляя трепанационное отверстие в черепе. Сапсанов обошел первое и второе хирургические отделения, но так и не нашел нужных материалов. К его выходу к лифтам, травматологи уже сумели спихнуть больного хирургам. Но те никак не могли взять его в отделение, а хирургическая реанимация как раз заполнилась под завязку. В разгар перепалки травматологов с хирургами, из лифтов вывалился Сапсанов, и как-то косо побрел в операционный блок.

Николай Сергеевич! – обратился к Сапсанову ответственный по хирургии Кузеев, - неизвестного на гипотермию не возьмешь?

Сапсанов оживился, схватил историю болезни, и стал листать ее, держа «вверх ногами».

- Не могу. ЭКГ не сделано! – бросил он. В это момент злосчастное ЭКГ выпало из кармашка на задней странице. Упавшую бумажку подхватил едва не налету поддежуривавший в ту ночь пятикурсник Семенов. Сияя от радости, он протянул выпавший документ, и Сапсанову пришлось волей-неволей растянуть сложенную в двенадцать раз полоску.

- Так, ритм синусовый, - он покачнулся, неловко взмахнул руками, и ЭКГ разорвалось в районе второго грудного отведения, - правильный, умеренная гипертрофия левого желудочка…

- Да он спортсмен – бросил дежуривший по анестезиологии Эрик.

- Точно – подтвердил Кузеев, - бери его, Николай Сергеевич, все равно класть больше некуда!

Судьба больного была решена.

Небытие.

В черном безмолвии особенно страшно отсутствие всякой связи с предшествующим человеческим опытом. Это не похоже на темноту ночи, на тишину погружения в морские воды. Черное безмолвие не имеет отношения к слуху или к зрению, к осязанию, к болевой чувствительности. Даже память пасует в этом состоянии. Страх, боль, муки умирания не имеют здесь никакого значения. В этом небытии нет дискомфорта, но и комфорта тоже нет. И еще одна страшная вещь. В черном безмолвии абсолютно отсутствует категория времени.

1991 год