Страна золота - века, культуры, государства

К тому же, по обычаю сонинке, правитель — тунка — назначает себе как бы заместителя для ведения, так сказать, текущих дел. Заместитель этот избирается им из числа младших по поколению родственников и именуется «дитя правителя» — тунка леминне. Формально это не наследник верховной власти, но все ее реальные рычаги оказываются в его руках, особенно если сам тунка уже стар и слаб. Не правда ли, последнее обстоятельство очень напоминает то, о чем говорит нам ал-Бекри? Да и фонетическое сходство имени упоминаемого им правителя с титулом заместителя несомненно...

Если же речь шла все-таки о материнском роде, то в сообщении ал-Бекри мы сталкиваемся, как видно будет из дальнейшего, именно с поздним материнским родом как с одним из свидетельств того, что Древняя Гана далеко не покончила еще с остатками родового строя, такой организации общества, при которой оно еще не делилось на враждебные классы. Конечно, это не главный, но все же существенный довод в пользу такого тезиса.

Рассказ ал-Бекри содержит и еще одну любопытную деталь. Я имею в виду то, что «везиры царя делали это неясным для людей, а царю обиняками объясняли, что ему говорить» (т.е., попросту говоря, скрывали от подданных слепоту правителя). Дело в том, что у очень многих народов мира, и не только у африканских, физическое здоровье правителя, его, так сказать, телесная полноценность, считались непременным условием отправления им своих социальных функций. Не будем забывать, что на определенной стадии развития правитель, с одной стороны, олицетворяет целостность, благополучие, физическое и нравственное здоровье коллектива, выступая в качестве символа последнего. С другой же стороны, он так или иначе представлял этот коллектив и как посредник между живыми и предками, между людьми и силами природы, от которых зависели судьба, а нередко и самое существование этих людей. Естественно, что в глазах соплеменников столь многотрудные обязанности он мог выполнять, лишь будучи абсолютно здоровым, сильным человеком.

В то же время смена правителя вносила определенные, порой довольно разрушительные моменты в установленный и привычный порядок вещей, особенно когда имелось несколько в общем-то равноправных претендентов на власть. Не так уж редко вопрос о том, кто станет верховным правителем, решался в ожесточенных военных столкновениях. И отсюда понятно стремление ближайшего окружения дряхлеющего носителя власти подольше скрывать от соплеменников и признаки такого дряхления, и даже его смерть. Древняя Гана, видимо, отнюдь не была в этом смысле исключением.

«Город Ганы»

Пойдем дальше. «Город Ганы, — продолжает свой рассказ ал-Бекри, — это два города на равнине. Один из них — город, который населяют мусульмане; это большой город, в нем двенадцать квартальных мечетей. Одну из них они сделали соборной, и в ней есть имамы, муэдзины и чтецы Корана; есть в ней и законоведы, и люди науки. Вокруг города располагаются пресные колодцы, из них пьют жители и над ними выращивают овощи.

А город царя расположен в шести милях от этого; называется он ал-Габа. Между обоими городами — сплошные жилые кварталы, постройки сделаны из камня и дерева акации. У царя есть дворец и купольная беседка, все то окружено стеноподобной оградой. В царском городе есть мечеть, в ней молятся те из мусульман, кто приезжает к царю; мечеть эта поблизости от помещения царского совета. Вокруг царского города расположены купольные постройки, и рощи, и заросли, в которых живут их колдуны — а это те, кто хранят веру их жителей. В этих зарослях находятся их идолы и погребения их царей. Рощи те охраняются, никто не может в них войти, и неведомо, что в них такое. И там же — царские тюрьмы; если в них кто-либо бывает заточен, люди не имеют более о нем сведений».

Мы видим по рассказу ал-Бекри, что в Гане стойко сохранялись верования ее жителей, ничего общего не имевшие с исламом. Сохранялся авторитет жрецов, которых арабский писатель называет колдунами. Сохранялись и священные рощи, где хранились «идолы» — скорее всего, изображения предков. Все это говорит о том, что в обществе еще сильны были родовые пережитки, что ислам, религия общества классового, почти не затронул коренное население страны.