Страна золота - века, культуры, государства

Заметно расширились и возможности использования исторического предания. Большинство народов Западного Судана не создали письменности для своих языков, и только немногие из них использовали слегка видоизмененное арабское письмо. Но вместо письменных памятников эти народы сберегли богатейшие сокровища устных рассказов о своем прошлом, о деяниях своих предков, о происхождении обычаев и традиций. Эти рассказы тщательно сохраняли специальные сказители, занимавшие видное место в обществе. Такая профессия была наследственной, и высшим достоинством считалась способность передать в неизменном виде легенды, полученные от отца, к которому они пришли от деда и т.д. К сожалению, записывать предание стали лишь сравнительно недавно, многое уже безвозвратно утрачено. Но и то, что сохранилось, дает историку порой бесценный материал. И если арабоязычные авторы показывают нам Судан таким, каким они его видели, приходя с восточной стороны, а европейцы — так, как они видели его с запада, то предание — единственный источник, основанный на видении Западного Судана, так сказать, изнутри, глазами людей самого описываемого общества. Такого подхода к событиям не могло быть ни у североафриканцев, ни у европейцев. И в этом-то как раз и заключена главная ценность западноафриканского исторического предания, устной исторической традиции.

Конечно, у этого источника есть и свои недостатки. Первый из них и, пожалуй, главный для «традиционного» исторического исследования: предание не дает достоверной хронологии. Бесспорно, существуют приближенные методы ее установления (скажем, по числу упомянутых в рассказе поколений), но получаемые таким образом данные тоже далеки от достоверности.

Кроме того, предание (или, как его еще называют, устная историческая традиция) — это живое явление. То, что чуть выше было сказано о его передаче в неизменном виде, нельзя понимать буквально. Любой передатчик традиции — человек своего времени, и, излагая завещанные ему предками-сказителями устные тексты, он их невольно «редактирует» хотя бы тем, что делает такие смысловые акценты, так переносит центр тяжести рассказа, чтобы, даже сохраняя неизменной сюжетную канву, приспособить его к конкретным потребностям своих современников в данный момент. Иначе говоря, предание — это не только и, пожалуй, даже не столько объективное свидетельство о прошлом, но и в не меньшей мере идеологический документ современной данному конкретному передатчику эпохи.

Но такое редактирование вдобавок не столь уж редко бывало и совершенно сознательным и целенаправленным, когда преданием пользовались для обоснования отнюдь не одних только духовных ценностей, но и претензий на те или иные вполне материальные привилегии, а более всего — на власть. Генеалогии правителей, неотъемлемая часть устной исторической традиции, именно поэтому подвергались такому изменению особенно часто.

Наконец, устное предание, как правило, многослойно: оно испытывало самые разные влияния со стороны культур других народов и более крупных человеческих общностей — политических, конфессиональных. Оно впитало в себя многочисленные мусульманские элементы, а в эпоху колониального владычества случалось, что однажды записанная и опубликованная версия традиции самим авторитетом печатного слова превращалась как бы в «нормативную», единственно правильную, и воспринималась в качестве таковой не только европейскими исследователями, но и самими африканцами.

Историку многое может дать сопоставление данных предания с материалами этнографических исследований — описаниями быта, обычаев, традиционной общественной организации народов Западного Судана и их осмыслением. Ведь эта часть культурного наследия всякого народа самая устойчивая и, пожалуй, самая консервативная, и сохраняется она дольше всего. Многие же явления сложились очень давно, в обстановке, совсем не похожей на нынешнюю, так что их изучение помогает понять в прошлом народа такие вещи, которых не смогли бы нам объяснить ни предание, ни письменные свидетельства.

Итоги исторических исследований последних десятилетий довольно убедительно показали, насколько плодотворным может быть сопоставление этнографических материалов и данных предания с результатами археологических раскопок. В этом мы еще не раз сможем убедиться на протяжении нашей книги.

Все, что сказано здесь об археологических, фольклорных и этнографических материалах (а историческим источником могут служить и данные языка, и палеоботаника, и многое другое), ничуть не означает умаления ценности разных видов письменных источников. И в интересующем нас случае — прежде всего арабоязычных.