Страницы истории сельскохозяйственной науки ХХ века. Воспоминания учёного

За четыре года пребывания в училище я подрос и повзрослел, но резвость характера всегда мешала мне превратиться в успевающего школяра. В III и IV классах редкая четверть обходилась без четверки за поведение, То надзиратель Чернозатонский поймает тебя в кино или в театре, то «Митя» вытащит на уроке у зачитавшегося ученика Нат-Пинкертона из парты и т. п. Уроки готовились несистематично. Удаленная от зоркого глаза надзирателя квартира М. В. Богданович располагала к слишком вольному житью. Я много времени тратил на подготовку ее заданий по роялю и в этом деле более или менее преуспевал, осваивая с помощью бесконечных традиционных гамм и упражнений технические трудности игры. Вспоминаю, что на каком-то праздничном концерте самодеятельности училища я сыграл неплохо в прекрасном зале нового большого корпуса два вальса Шопена (опус 69 № 2 и опус 64 № 2) в присутствии самой М. В. Богданович. С тех пор я превратился в присяжного аккомпаниатора всех певцов семинарии. Отметки же по основным предметам шли на уровне троек и четверок. Изредка строгий Андреев украшал табель пятеркой за сочинения, да по пению добрый Кикут выводил за тонкий слух и плоховатое контральто традиционную пятерку. Я пел в церковном хоре.

Переход из училища в семинарию не обставлялся какими-либо памятными отметами, прощальными вечерами и т. п. Табель и, видимо, какая-то характеристика на каждого ученика передавались семинарскому начальству. Но все же это был переход из одного качества в другое, из одного возраста в другой, более солидный, из одной товарищеской среды в другую. Все, так называемые «камчадалы», второ- или третьегодники, молодцы с пробивающимися усами механически отсеивались. Весь педагогический персонал менялся. За свои более чем скромные «успехи» в науках я получил от отца ценный подарок – велосипед системы «Триумф». Моя местная «география» резко расширилась, самостоятельное познание окружающего мира убыстрилось. Все это сопровождалось сумбурным поглощением классической литературы, особенно в летние вакации. Я все более втягивался в сельскохозяйственные работы.

Осенью 1913, последнего предвоенного года начался новый этап в моей жизни, который к тому же документируется сохранившимися чудом дневниковыми записями в полуистлевших тетрадях и блокнотах. Провалы в старческих воспоминаниях восполняются и корректируются непосредственными впечатлениями без какой-либо кривизны фокуса времени. А изменение фокуса, как известно, с возрастом увеличивается.

IV. Самарская духовная семинария (1913–1917)

Наши учителя

Большой трехэтажный каменный корпус старой постройки с большим тенистым парком обнесен с трех сторон высокой каменной стеной. С четвертой стороны он ограничивался архиерейским домом со службами и консисторией. Отсюда начинались четыре соборных сада, окаймляющих огромную соборную площадь, посередине которой возвышалось грандиозное высотное здание того времени – кафедральный собор с колокольной высотою около 100 метров, с золоченым купоном и крестом, видимыми в ясные дни при подъезде из Каменки километров за двадцать.

Собор был заложен в 1869 г., строился 18 лет и обошелся народу в более 160 тысяч рублей. Жители Самары пожертвовали на его строительство около 50 тысяч рублей[19]. И в один несчастный день 1930 г. он был взорван по примеру уничтожения еще более грандиозного храма Христа Спасителя в Москве. Безумная расточительность!

Все воинские парады и прочие церемонии проходили на соборной площади. А если упомянуть, что губернаторский дом находился на соседней театральной площади, то административно-церковный центр в Самаре хорошо очерчивался территориально.

Нам, семинаристам, представлялось, что в этой административно-церковной цитадели не было более сильной власти, чем у нашего инспектора Дмитрия Николаевича Дубакина. В 1905 г. один губернатор был убит эсеровской бомбой, другие губернаторы после него менялись по высочайшему соизволению. Архиереи умирали или также менялись, но по синодальному распоряжению, согласованному с дворцовой сферой. Да и ректоры духовной семинарии менялись довольно часто, а наш «Дубас» окончил Петербургскую духовную академию в 1877 г., начал осенью того же года преподавать гражданскую историю в Самарской семинарии, а в 1882 г. был назначен инспектором, и вот уже 30 лет правил семинарией и правил, надо сказать, твердой рукой. У его кабинета на втором этаже в каменных плитах пола была вытоптана переминавшимися с ноги на ногу учениками в ожидании проборки скорбная ложбина.

Стою здесь и я, грешный, утром в понедельник, в руках записка: Орловскому. Явитесь к инспектору! Из кабинета вылетает весь красный, с потерянной физиономией, такой же паренек, как я. Робко стучусь. Глухое: «Войдите!» В кабинете темновато (комната на запад). Вся задняя стена завешана листами с фотографиями выпусков по годам. Огромный стол под зеленым сукном. За ним – сам Дубас.

Дубакин Дмитрий Николаевич

Семинарист – Николай Орловский