Страницы истории сельскохозяйственной науки ХХ века. Воспоминания учёного

В Самаре славились четыре хора, из которых каждый имел свой колорит. Соборный хор состоял из 35 певцов. Взрослым певцам платили по 15–30 рублей в месяц, мальчикам от одного до 10–12. Регент Олейников умело пользовался колоссальными габаритами кафедрального собора и его необычным резонансом. Медлительная торжественная музыка Гречанинова, Бортнянского и Львова звучала с удивительной свежестью, но Олейников проигрывал в пьесах, где требуются живость и экспрессия. Впечатление от хора усиливалось удивительным талантом артиста и певца протодиакона Руновского, который исполнял свою «роль» не хуже, чем известные басы Большого театра в операх «Сусанин» и «Князь Игорь». Во всяком случае, любители музыки в «царские дни» специально шли в собор послушать «многолетие» с мощным вступлением соборного хора в тон последнего громового раската его голоса.

Покровский и Ильинский хоры, по 25–30 певцов каждый, содержались купцами-миллионерами, которым такое меценатство обходилось примерно по 500 рублей в месяц. Взрослые певцы получали здесь от 20 до 50 рублей в месяц, мальчики и девочки – от 5 до 20. Я не бывал на службах в этих церквах, но в газетах того времени Ильинский хор под руководством талантливого Каленика осуждался за «веселое пение» и светский стиль с погоней за эффектами. Считалось, что это нарушало «благолепие» службы.

Особое место занимал хор домашней церкви реального училища, содержавшийся купцом Субботиным. Он тратил на него более тысячи рублей ежемесячно. Тенорам и басам он платил по 75 рублей, а знаменитой октаве – небывалое жалованье в 125 рублей. Я слушал эту буквально «золотую» октаву, которая своим мягким, но плотным аккомпанементом как бы подстилала весь хор. Это был классический бас-профундо. Такие феномены природа творит лишь единицами. Для руководства этим хором в 30–35 великолепных певцов был приглашен из столицы только что окончивший консерваторию молодой, с энергичной физиономией, с точными жестами дирижера, с эффектной гривой волос художника некий Воронцов. Сердобольная M. B. Богданович кормила этого, увлеченного только искусством, молодого человека домашними обедами, что для него в годы военной разрухи было на первых порах самарского жития существенной помощью. С месяц или два я сидел рядом с ним в столовой, и мы вместе уплетали простую домашнюю снедь, изготовленную искусницей-кухаркой Вассой. Увлеченные разговоры о хоровой культуре мне мало запомнились, но с прекрасной музыкой литургий, созданных творчеством Чайковского и Рахманинова, я познакомился в виртуозном исполнении хора Воронцова. В советское время эта музыка стала недоступной и быстро забылась, в то время как церковная музыка Запада в виде знаменитых хоралов и реквиемов Баха, Листа, Моцарта часто исполняется в концертах и пропагандируется в звуковых записях. Воронцов выступал с исполнением фрагментов из названных литургий в светских концертах, но все они приходились на каникулярное время, и я, живя в Каменке, не мог их посещать.

Яркие следы в музыкальной жизни Самары оставляли заезжие знаменитости. Не раз удалось послушать Собинова в расцвете его таланта. Его конкурентами в те годы явились известные Лабинский и Смирнов.

В 1912 г. приезжала незабываемая Вяльцева. Из скрипачей пользовался шумным успехом Эрденко с его оригинальными еврейскими мелодиями. С успехом показал свое виртуозное мастерство 14-летний мальчик Пранг. Холодно при полупустом зале Народного дома играл знаменитый чех Кубелик. В самом конце концерта он показал такую глубину звука, что запомнилось надолго. Гениальный «Рассвет на Москва-реке» я впервые услышал в городском театре в исполнении прекрасного оркестра Кусевицкого. В 1915 г. в том же зале общественного собрания, где Иустинов и я выступали в благотворительном концерте, я слушал концерт Скрябиной из произведений ее знаменитого мужа. Его проникновенные прелюдии и этюды, не говоря уже о сонатах, воспринимались с трудом. Тому причиной было непривычное новаторское построение гармоний образов и идей, а позже они вошли в плоть и кровь современной музыки. Такова, видимо, судьба любого новатора-гения и в искусстве, и в науке…

Вспоминаю об одном событии, которое может иметь общий интерес. Я видел Ф. И. Шаляпина, и это событие можно точно датировать: 19 сентября 1909 г. (по старому стилю). Об этом свидетельствуют интервью с Шаляпиным в газете «Волжское слово» от 13 сентября и помещенная в той же газете после концерта 20 сентября хвалебная рецензия.