Страницы из дневника

Листья каштанов пользуются моментом, чтобы распуститься, когда ничей взгляд не может их потревожить. Каждый год все тот же сюрприз, та же досада, что попался врасплох. Весна крадется на цыпочках, как святочный дед. Вновь я стараюсь подстеречь ее, уловить момент ее прихода. Но она всегда немножко таинственна и приближается украдкой. На мгновение перестанешь о ней думать: закрываешь глаза или отводишь взгляд на книгу... Подымаешь голову: она -здесь. (Так растения ночью достигают предела в быстроте роста. См. наблюдения и мысли Константэна о "Тропической природа".)

"Нет, -- говорит E. G., -- это не удастся (речь идет о пятилетке), а если удастся -- мы пропали". ("Мы" -- это не Франция: просто-напросто -крупный банк.) Он произносит эти слова с очаровательной улыбкой, прекрасно сознавая всю слабость этого довода. Для меня -- истинное удовольствие его повидать. С каждым разом яснее выступают качества его ума и сердца. Они растут в моих глазах благодаря тому, что он не выставляет их на показ, то ли не умея, то ли стесняясь. Истинная добродетель не выносит хвастовства; в этом я все сильнее убеждаюсь.

Я постоянно думаю и твержу себе о том, что многое, чем мы интересуемся, как дети игрушкой, не будет иметь никакой ценности, никакого значения для тех, чей проход я предчувствую, и к кому взывает мое сердце, -- это-то и удерживает с набольшей силой мое перо. С ними я хотел бы говорить, для них хотел бы писать, но они уже не будут меня слушать. Впрочем, -- тем лучше для них, если у них не будет никакого желания прослушать то, что желал бы высказать я. Они не знали бы, куда им девать мою симпатию, им от нее ни тепло, ни холодно. Огорчаться этим было бы величайшим безумием.

Апрель.

Неужели вы думаете, что Христос мог бы узнать себя в христианской церкви? Во имя его вы и должны бороться с церковью. Я ненавижу не Христа, а церковь, созданную по его завету. Не он вступил в сделку с владыками мира сего, а духовенство, совершавшее ее, правда, во имя Христа, но в то же время предавая его; и нельзя считать Христа ответственным за эту сделку. Христос "воздает кесарево кесарю", -- это верно, но тем самым он как бы противостоит ему и отдает ему лишь оболочку. Во времена Христа социальный вопрос не стоял и не мог стоять, а если бы и был поставлен, то на чью же сторону перешел бы тот, кто всегда жил среди трудящихся и обремененных.

Но христова проповедь непротивления восстанавливает СССР против него. Те, кто следует этой доктрине покорности, становятся жертвами отвратительного обмана. Церковь скверна тем, что, разоружая угнетенного, выдает его головой угнетателю. Но угнетатель, допуская это, предает Христа и околпачивает его. Подогревая надежды на будущую жизнь, религия усыпляет и обессиливает сопротивление. Кто это понимает, тот может возмущаться религией, не отходя от Христа. Даже Иуда был менее коварным предателем, чем те, чьи речи позволяют обществу одурачивать людей, разоруженных их речами.

23 апреля

Я знаю, что натуралисты отвергают обычно наблюдения над домашними животными. Тем не менее мне кажется, что часто мы могли бы получить от этих наблюдений весьма полезный урок. Прирученные нами домашние животные ближе нам, чем дикие. А ведь нас тоже сформировало приручение. Небезынтересно даже изучить эту формацию и все отклонения от инстинкта, обусловленные невозможностью теперь самим добывать себе все необходимое. Но было бы крайне ошибочно заключать, что животные от этого становятся счастливее. Ведь природа без вмешательства человека устраняет всякое существо, которое не может само удовлетворять свои потребности и наименее способно к сопротивлению. Человек покровительствует хилым и больным, искусственно удлинняет их жизнь; отсюда -- следствие: человек не только не уменьшил страдания на земле, а наоборот, всюду распространил его и усилил, часто даже из чувства жалости.

Я вновь узнаю это состояние благоговения, когда чувства, мысли и все существо твое проясняются и устанавливаются в порядке субординации*, совсем как во времена моей юности. Впрочем, едва ли можно сравнивать теперь мои убеждения с верой. Я добровольно разубедил себя на очень долгое время во всяком credo, которое рушится при первом же независимом анализе. Но мое нынешнее credo родилось как раз из этого анализа. Оно не включает в себя ничего "мистического" (в обыкновенном смысле этого слова), так как это состояние не может искать помощи и столь желанного выхода в молитве. Просто, мое существо направлено к определенной мечте, к определенной цели. Все мои мысли невольно сходятся на ней. Если понадобится моя жизнь, чтобы обеспечить успех СССР, я немедленно отдам ее, слившись с множеством тех, кто жертвовал и пожертвует своей жизнью ради той же цели.

_______________

* Такова уж природа гипотезы, что стоит лишь человеку ее возыметь, как для нее все оказывается подходящей пищей, и с момента ее зарождения в вашей голове она находит себе подкрепление во всем, что вы видите, слышите, читаете или узнаете. Так всегда и "случается". (Стерн -- "Тристрам Шенди", гл. 44). _______________