Читаем Страницы из летной книжки полностью

Мы летим домой. Настроение отличное. Ребята хорошо нас проводили. Я улыбаюсь сама себе. У Ани тоже, видно, хорошее настроение.

— Штурман, — спрашивает она, — а капитан зачем тебя в сторонку отвел?

— Много будешь знать, скоро состаришься.

— Ух, испугала! Я и так старуха. Мне уже двадцать четыре.

— И правда, — соглашаюсь я. — Старушка.

— Злой капитан? — не унимается Анна.

— Нет, заботливый. И если хочешь знать, мне он очень понравился.

— Где-нибудь встретитесь.

— А где? — Я почему-то вздохнула.

На аэродроме нас встретила механик Мотя Юродьева и сообщила, что не вернулось еще пять экипажей: Серебряковой — Павловой, Сыртлановой — Петкилевой, Юшиной — Лошмановой, Амосовой — Мяснянкиной, Рыжковой — Яковлевой. Мне стало страшно. Мгновенно вспомнилась ночь на первое августа сорок третьего года, когда не вернулось четыре экипажа. В общежитии на нарах пустовали подряд восемь спальных мешков.

Не знаю, сколько времени прошло, но я вдруг услышала звук мотора. Сел самолет. По хвостовому номеру узнала: Рыжковой. А потом одна за другой сели еще три машины. Я ожила. Вылезла из кабины и побрела к командному пункту. Командир полка охрипшим голосом кричала в трубку, спрашивая все окрест лежащие аэродромы, нет ли у них нашего экипажа. Отовсюду поступали неутешительные сведения: нет!

А в комнате на столе стояли расставленные Серебряковой шахматные фигуры. Никто не дотрагивался до неоконченной партии. «Вернусь, доиграем», — сказала она, уходя в полет. Я не отрываясь глядела на фигуры, как бы требуя ответа на мучивший меня вопрос: где же они, где девчонки?!

<p>«Ничего существенного»</p>

«14 апреля 1945 г. — 8 полетов — 9 часов. Бомбили Штеттин, Гартц. Сброшено 1600 кг бомб. Вызван 1 пожар, подавлен огонь 2 артточек. Объявлена благодарность командования за отличное выполнение задания».

Советские войска в каких-нибудь шестидесяти километрах от Берлина! Наш аэродром — перед Одером. Эта река делится на две, а между Ост-Одером и Вест-Одером лежит обширная болотистая пойма, да еще с востока, то есть с нашей стороны, примыкает заболоченная местность. Позарез нужны были разведданные о вражеской обороне, потому-то Олейник с Яковлевой или с Никитиной еженощно летала на фотографирование. Фотоаппарат был только на ее самолете. Аэрофотоснимки срочно доставлялись командованию. Все другие экипажи бомбили огневые точки, узлы связи, штабы, артиллерийские позиции на западном берегу. Это была наша обыкновенная работа, «ничего существенного». Даже чрезвычайное происшествие в полку не изменило ее ритм. Хотя и могло все обернуться гораздо хуже.

Неопытный шофер перевернул на крутом повороте дороги полуторку и «высыпал» весь летный состав. Следуя известной пословице «знал бы, где упасть, — соломки б подстелил», меня выбросило из кузова машины на разворошенный стог сена. Рядом, перевернувшись через голову, упала Лена Никитина, тут же мягко шлепнулись Катя Олейник, Ася Пинчук. Мы сразу же вскочили. Грузовик лежал на боку, никого не придавил, но многие девчата поднялись не сразу. Тихонько ойкали. Очень быстро примчалась «санитарка» и увезла человек десять в госпиталь.

Посыльные штаба носились по деревне, собирая всех, кто сменился с наряда или почему-то не был включен в боевое расписание. Командир полка наспех сколачивала новые экипажи. Во что бы то ни стало полеты должны состояться — это понимали все.

В ожидании начала работы девчата развлекались, как могли. Лена Никитина разыгрывала пантомиму, как летчиц «высыпают» из автомобиля. Это получилось у нее смешно, и все, конечно, от души смеялись.

— Утихомирься... Не к добру... — сказала Катя Олейник. — Мы с тобой ведь на фотографирование идем, к Штеттину. Это к дракону в пасть.

— Ах!.. Не пугай...

— Что вы тут сплетничаете? — подошла Нина Ульяненко. — Вы лучше посмотрите вокруг. Весна пришла! Теплынь-то...

— Я уже в это время купалась дома, в Черном море, — сказала Ольга.

— А у нас еще холодно в Сибири, — отозвалась я. — Только-только тает снег. Земля чернеет островками среди мутных вод. А в небе — сотни перелетных птиц!..

Занятые войной, мы даже не заметили, как опять пришла весна. А она прекрасна всюду. Даже здесь, в Германии. Но особенно она неповторимо прекрасна на моей родине, в Сибири. Она приходит постепенно, медленно, не торопясь. Где-то расцветают сады, люди выходят на поля. А у нас только редкая, скупая капель. Весна долго набирает силы, терпеливо копит их. Если выйти на высокий обрывистый берег Иртыша или Оби (я одинаково привязана к этим рекам, с которыми связано мое детство), то можно увидеть поля, леса и далекий горизонт. Просыпаются у нас реки к маю и немедля заявляют о себе бурным, неукротимым половодьем. И высокий берег становится совсем невысоким: так поднимается вода...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии