Страницы из летной книжки

Машину начало трясти. Лицом к лицу опасность воспринимается совсем иначе, чем со стороны. Я почти не испытывала страха. Только в мозгу лихорадочно стучала мысль: что сделать, как помочь Зое? С каждой минутой самолет трясет все больше. Запахло горелым металлом. Заскрипело, заскрежетало, будто ножом по сковородке. Отвратительный звук. Под нами лес, впереди вспаханное поле. Сели в поле. Осмотрели самолет: пробит маслопровод. Кто-то стрельнул в нас из леса, когда мы пролетали над ним.

Скажете, повезло? Конечно, повезло. А вот совсем недавно застиг в полете туман. Он прочно укрыл землю на огромном пространстве. В случае тумана инструкция по производству полетов предписывает экипажу идти в сторону своих войск до полной выработки горючего и в случае невозможности произвести посадку оставить самолет и выброситься на парашюте. Так гласит инструкция. Но как быть, если нет парашюта, инструкция не говорит. Как тут поступить? Поискать «окно»? Однако рыскать, метаться по курсам слишком рискованно. Легко можно заблудиться, а хуже всего — потеряешь пространственную ориентировку и врежешься в землю. Радиосвязи с землей мы не имеем, нет у нас приборов для слепой посадки, да и какие, собственно говоря, пилотажные приборы на По-2?! Указатель высоты, скорости, плохонький компас и «пионер» — указатель крепов и скольжения. А тут ночь, туман... В таких случаях надо принять одно-единственное решение и стремиться выполнить его. Стоит заметаться в воздухе, глядишь — несчастье и подстерегло.

Словом, мы точно выдерживали курс. А кругом, вверху и внизу, блещут звезды. Большие, как электрические лампочки. По-2 будто застыл в каком-то громадном звездном шаре. Лишь стрелки приборов говорят о его полете. Внизу под нами облака, плотные и черные, как океан, и звезды отражаются в них, словно в зеркале. Время истекло. Где-то вот тут, рядом, аэродром. Чувствую, и все тут, что аэродром здесь. Говорю об этом летчице, и она соглашается. И вот планирующий самолет погружается во влажную молочную мглу. Очень даже легко в данной ситуации потерять пространственное положение и свалиться в штопор. Но Зоя опытный пилот. Она по памяти сохранила то самое положение рулей, которое подобралось в открытом полете, до того как самолет врезался в туман.

Чтобы сесть в таких условиях, надо быть циркачом-виртуозом.

— Курс держи... — говорю я. — Вот так.

Я подумала, как полет сближает людей. На земле между нами были всякие недоразумения, а в воздухе, особенно в трудную минуту, все земное, мелочное отодвигается в сторону. В воздухе люди становятся лучше.

Эту мысль тут же заслонила другая: что ждет нас внизу? Лес, овраг, жилые строения, река, провода высокого напряжения? Неизвестно. Но вот цвет окружающей самолет мглы как-то изменился. Еще секунда, и я увидела — всего на секунду — приводной аэродромный прожектор! Теперь весь вопрос в том, что случится раньше: кончится горючее или откроется хотя бы кусочек аэродрома для посадки. Прошла долгая минута, еще более продолжительная вторая, и наконец спасительный разрыв лениво вполз на аэродром. Мы бросились в него. Буквально через несколько секунд после приземления самолет, еще на пробеге, врезался в туман.

Казалось, будто мгла нарочно расступилась, чтобы пропустить беспомощно носившийся над нею самолет, а приняв его, немедленно сомкнулась еще плотнее, чем раньше.

Опять повезло? Конечно, повезло! Но этому везению экипаж активно помогал. Не поддались панике, спокойно, четко, методично, обдуманно шли по курсу. Летчица, снижаясь в сплошном тумане без каких-либо приборов слепого полета, сумела за счет одной интуиции не сорваться в штопор, удержать самолет в режиме прямолинейного планирования, а когда из тумана косой стеной навалилась земля, успела выбрать машину из планирования и вслепую посадить ее. Это только неудача может быть случайной, везение достигается умением. Большая удача случайной быть не может! Теперь-то я знаю, что везение надо делать. За посадку в тумане командующий армией генерал-полковник Вершинин объявил нам благодарность.

Полет подходил к концу. Впереди виднелись уже огоньки аэродрома. Они мне показались ярче, чем обычно. Вокруг была такая редкая тишина, какой она бывает, кажется, в самое мирное время. На много верст кругом — до самого горизонта — никакого признака, что еще идет война. Я подумала: хорошо бы после войны приехать сюда и походить по этим местам пешком. Посмотреть, какими люди станут. Я вот сама себя уже сейчас не узнаю. Шла на войну девчонкой. А теперь кто? Сразу не скажешь. Но одно ясно: той девчонки уже нет на свете. Повидала невиданное, вынесла невыносимое.

— Чему всех нас научит война? — спросила я Зою.