До последнего времени ответов на эти вопросы я не находил ни в его письмах, ни в биографии, ни в воспоминаниях о нем. Туман рассеялся после того, как из ОБД я извлек каждодневные потери 11‑й СД в 1944 году, совместил их с победно-трескучими описаниями боевого пути дивизии из посвященного ей веб-сайта [7] и на эту «стрелу времени» нанизал его письма.
Рис. 3. Безвозвратные потери 11-й стрелковой дивизии
по дням 1944 года
На рис. 3 вычерчены «смертные кривые» каждодневных потерь: общее число погибших, число погибших лейтенантов всех трех рангов и процент пропавших без вести среди всех погибших. Локальные максимумы кривых всех погибших и погибших лейтенантов соответствуют дням фронтальных атак с массовой гибелью атакующих во главе с командирами взводов и рот. Некоторые важные боевые события такого рода пронумерованы на графике и в тексте. Фрагмент графика вокруг события (6) показан в увеличенном масштабе, чтобы объяснить некоторые особенности пропажи людей без вести.
Ниже я привожу и комментирую отрывки его писем из училища и с фронта на фоне «летописи боевого пути» 11-й СД в 1944 году. Некий армейский Пимен, сочиняющий летописи воинских частей, факты приукрашивает, но не слишком. Если, допустим, противник нас разгромил, и мы в панике бежали, он не пишет, что мы победили, но что планомерно отступили в ожесточенных боях. Ниже речь Пимена передана мелким шрифтом. Зачины, в которых Пимен возводит каждую операцию к мудрости Верховного Главнокомандования, опущены.
Я разделил 1944 год на четыре периода. Отдавая дань Пимену, сообщу, что первый период (14 января – 3 февраля) относится к Ленинградско-Новгородской операции, а последний (после 12 сентября) – к Прибалтийской операции.
14 января – 3 февраля
Вот что об этом периоде рассказывает летописец.
(1) 14 января 1944 года в 9 часов 35 минут на Ораниенбаумском плацдарме началась 65-минутная артиллерийская подготовка… К концу дня … начала вводить в бой свои части 11-я стрелковая дивизия, наступая вдоль дороги Порожки – Петровская.
К исходу 17 января части дивизии овладели совхозом «Балтика», деревней Коровино и вышли на западную окраину Прозоловских болот в 3 км севернее города Ропши. <…> С выходом в тыл противника 3-й стрелковый батальон 320-го стрелкового полка 11-й стрелковой дивизии первым перерезал дорогу Петергоф – Ропша в районе деревни Олики.
(2) В ночь на 20 января произошла встреча воинов 163-го стрелкового полка 11-й стрелковой дивизии и 309-го стрелкового полка 291-й стрелковой дивизии со стороны Пулково. Войска 2-й Ударной армии повели наступление в общем направлении на Кингисепп – Нарву. Для 11-й стрелковой дивизии путь наступления пролегал через Волосовский район.
(3) Преодолев реки Луга и Плюса, части дивизии освободили поселок Сланцы, деревню Большие Поля и (4) к исходу 3 февраля вышли к реке Нарва в районах Макреди – Ольгин Крест – Омути.
С 14 января по 3 февраля дивизия потеряла убитыми 982 человека, включая 72 командира взводов и рот. То есть за три недели боев дивизия потеряла около трех тысяч человек убитыми и ранеными, или треть штатного состава дивизии, то есть. полк.
Говорили, что роль пехотного командира на передовой состояла исключительно в том, чтобы, выскочив из окопа, поднять солдат в атаку и принять первый залп противника. Если повезет, отделаешься легким ранением.
Вот как эта закономерность проявилась в статистике зимних боев 11-й стрелковой дивизии: один убитый лейтенант на 13 убитых рядовых и сержантов. Это при том, что штатная численность взвода РККА составляла 50 человек. Пожалуй, есть смысл исчислять наступательный порыв в лейтенантах и измерять отношением 50 к числу убитых на одного лейтенанта. В случае зимних боев 1944 года этот наш показатель «наступательного порыва» равен 3.8 лейтенанта.
К 1944 году мой будущий отец Каргер Давид находился в армии четыре года, с ноября 1939-го. Бывал ранен, попадал в окружение. Под Сталинградом был контужен так, что на какое-то время оглох и заикался.
В начале 1944 года он проходил обучение в Орджоникидзе (совр. Владикавказ) в пехотном училище. До того был в сержантском звании. Теперь же, как и тысячи образованных технарей, он должен был стать пехотным офицером.
К тому времени его родители были убиты. И родители его жены были убиты, и вообще вся ее семья уничтожена подчистую. «Я мстил этим гадам и еще буду мстить», – писал он своему брату в письме-треугольнике.
Он был рожден на Украине в 1913 году и всю Первую войну оставался единственным ребенком в семье. По семейным преданиям, в Гражданскую они пережили несколько погромов, а в 1920-х годах его отец отсидел несколько месяцев в тюрьме НКВД в кампанию по экспроприации буржуев.
Он ходил в хедер, но недолго. Ветры высвобождения из принудительной оседлости вынесли его в общую школу, а затем в Москву, в институт. Но в 1930 году, чтобы заслужить право на поступление в институт, молодому человеку, происходящему из мелких собственников, пришлось год или два трудиться на черных работах.