Страницы Миллбурнского клуба, 5

Семь месяцев длилась розыскная переписка жены Каргера с дивизией, полком и госпиталями. Из полка писали, что он был ранен и эвакуирован в госпиталь, из госпиталя – что нет, таковой к ним не поступал. На самом деле, как я понимаю, был он оставлен на месте ранения или брошен где-то на полпути между полем боя и госпиталем, как и десятки его однополчан. Красноречивы цифры без вести пропавших в эти дни – до 20% от общего числа погибших 14 сентября и до 11%– 18 сентября.

Заметим, что в 1944 году случались цифры Б/В и пострашнее –например, 24 ноября этот показатель подскочил до 42% (значок (0) на рис. 3). Но нет ни слова о боях 23-25 ноября у нашего летописца, хотя при этом погибли несколько полковых и батальонных командиров. Боюсь, здесь случилась паника а-ля 1941 год: контратака немцев и паническое бегство наших.

В начале мая 1945 года она наконец получила официальную бумагу о том, что ее муж пропал без вести 17 сентября 1944 года. Она не верила этой дате. Говорила, что ей хорошо известно, как пропадают без вести. И как пишутся похоронки, она знает. «Найти пропавшего в мясорубке полгода спустя – чушь!» – это ее слова.

Но с этой даты ей стали выплачивать сиротскую пенсию на ребенка в размере 180 (дореформенных) рублей в месяц. Ничтожно мало, но все же привесок при тогдашней голодухе. Помню, из скопленной за несколько лет пенсии она купила платяной шкаф, которому очень радовалась.

Из писем друзей-однополчан Давида его жене я выбрал последнее письмо трогательного П. Г. Очкалова. Он был призван в армию 19-летним в 1943 году, сразу после освобождения от оккупации. Однокашники в училище, они с Давидом оказались также соседями в 163-м полку. Душевный, хоть и не шибко грамотный, он обещал «Димусе» позаботиться о его жене и сыне в случае чего. Некоторое время он считался убитым в бою 14 сентября. Очкалова Домна Ивановна, его мать, получила похоронку. Но оказалось, он жив, в госпитале. В строй вернулся в январе 1945 года и вскоре погиб.

15.1.45 года. Здравствуйте уважаемая Аня!!! Спешу Вам сообщить, что я жив и благополучно возвратился из Ленинградского госпиталя. <…>Пишу Я – друг Вашего мужа, с которым пришлось вместе делить многие жизненные вопросы – Очкалов Павел Герасимович.

Анечка! Прежде временно чем я прибыл в часть сейчас-же стал узнавать о Димуси; но никто точно не мог ответить о судьбе его. Многие говорят что он ранен был после меня. Но увидев Вашу открытку я очень и очень обрадовался. Решил Вам написать письмецо и очень желаю иметь с Вами перепись, ибо я много обещал Вашему мужу в качестве Вашей жизни. Я надеюсь, что Вы вполне разбираетесь в моих строках.

Будем иметь перепись, больше узнаем друг друга. Аня не в чем не сомневайтесь. <нрзб> так как я все знаю из слов Димуся. Аня пока досвидание. Желаю Вам нийлучших успехов и счастья с Вашим сыном.

 Diagnosis brevis

В довоенное время герой этих записок писал своим братьям про семейные дела, наставлял в учебе, читал мораль, но никогда не писал о событиях в большом мире. Ни слова о политике внешней или внутренней. Он не доверял эмоции письмам, был осторожен сугубой осторожностью много повидавшего человека. Лишь однажды он вскипел, когда узнал, что один из его братьев выпивает на работе, как все. «Не будь как все, сторонись толпы, думай своей головой, – орал он в письме. – Будь в коллективе, но оставайся самим собой».

В военных письмах он и подавно не раскрывался. Еда, курево, военный быт – такие темы были под запретом. Можно было хвалиться, но без деталей, военными успехами и выражать уверенность в скором окончании войны. Как мы видели, этим правилам он следовал; почти все свои письма он писал так, как будто они надиктованы военным цензором.

Нет сомнения, в войну, на фронте дышать ему стало легче. Близость смерти сняла все напряженности жизни, кроме элементарных. Он жил стиснув зубы, имея единственную цель – убивать немцев и единственную заботу – чтобы его семья выжила. И он подготовил себя к худшему, смирился. Так же, как верящие в загробное существование люди готовятся к переходу в мир иной, – он направлялся туда обстоятельно и без надрыва.

Второй наш герой – коллективный герой, 11-я стрелковая дивизия РККА, одна из старейших в СССР. Не на виду, но на добром счету у начальства, крепкий середнячок.

Личный состав, с которым 11-я СД встретила 22 июня 1941 года, перестал существовать к сентябрю: от трети до половины попали в плен, остальные были убиты, ранены или пропали без вести. В 1942–1943 гг. 11-я СД участвовала в большинстве операций Ленинградского фронта, прославленных в истории войн как едва ли не самые людоедские, – в боях под Погостьем и в боях под Синявино. В течение всей войны 11-я СД от трех до четырех раз в год полностью растрачивала свою численность.