Страницы моей жизни. Романовы. Семейный альбом

Так шел 1920 год. Господь через добрых людей не оставлял меня. Сколько я видела добра и участия от окружающих, и ничем не могла их отблагодарить. Но я верю, что за меня их отблагодарит Бог своими неизреченными и богатыми милостями.

Осенью стало трудно, и я перешла жить к трамвайной кондукторше: снимала угол в ее теплой комнате. Но я так и оставалась без обуви. Весь день до ночи таскалась по улице… Одна из моих благодетельниц, правда, подарила мне туфли, сшитые из ковра, но по воде и снегу приходилось их снимать, и тогда я мерзла, но ни разу не болела, хотя стала похожа на тень.

Начали приходить письма из-за границы от сестры моей матери, которая убеждала нас согласиться уехать к ней. Зная, сколько риска сопряжено с подобными отъездами, мы сначала отказались, после же близкие мои убеждали согласиться. Говорили, что я чрезвычайно переутомлена и изменилась, а главное – все еще нахожусь в ежеминутной опасности. И это правда: ведь я каждую ночь ложилась, думая, что эта ночь – моя последняя на земле (сколько было критических моментов: и обыски, и встречи, но Бог все время чудесно хранил меня молитвами моих родителей и многих дорогих и близких).

В декабре пришло письмо от сестры, настаивавшей на нашем отъезде: она заплатила большие деньги, чтобы спасти нас, и мы должны были решиться. Но как покинуть родину?! Я знала, что Бог велик, и если ему угодно сохранять, то всегда и везде рука Его будет над нами. И почему же за границей больше сохранности? Боже, чего стоил мне этот шаг!..

Отправились: я босиком, в драном пальтишке. Встретились мы с матерью на вокзале железной дороги и, проехав несколько станций, вышли… Темнота. Нам было приказано следовать за мальчиком с мешком картофеля, но в темноте мы потеряли его. Стоим посреди деревенской улицы: мать с единственным мешком, я со своей палкой. Не ехать ли обратно?.. Вдруг из темноты вынырнула девушка в платке, объяснила, что она сестра этого мальчика, и велела идти за ней в избушку. Чистенькая комната, на столе – ужин, а в углу на кровати в темноте – две фигуры финнов, в кожаных куртках. «За вами приехали», – пояснила хозяйка. Поужинали. Один из финнов, заметив, что я босиком, отдал мне свои шерстяные носки. Мы сидели и ждали; ввалилась толстая дама с ребенком, объяснила, что тоже едет с нами. Финны медлили, не решаясь ехать, так как рядом началась вечеринка с танцами. В два часа ночи нам велели собираться. Вышли на крыльцо без шума. На дворе были спрятаны большие финские сани. Отъехали тоже бесшумно. Хозяин избы бежал перед нами, показывая спуск к морю. Лошадь проваливалась в глубокий снег. Наконец мы съехали… Крестьянин остался на берегу. Почти все время ехали по заливу шагом: была оттепель, и во льду везде огромные трещины. Один из финнов шел впереди, проверяя железной палкой.

То и дело они останавливались, прислушиваясь. Слева, казалось, совсем близко мерцали огни Кронштадта. Услыхав ровный стук, они обернулись со словами: «За нами погоня», но после мы узнали, что звук этот производил ледокол «Ермак», который шел за нами, прорезывая лед. Мы проехали последними… Раз сани перевернулись, вылетели бедная моя мама и ребенок, кстати сказать, пренесносный, все время просившийся назад, – и финны уверяли, что из-за него как раз мы все попадемся… Было почти светло, когда мы с разбегу поднялись на финский берег и понеслись окольными дорогами к домику финнов, боясь уже здесь попасться в руки финской полиции. Окоченелые, усталые, мало что соображая, мать и я пришли в карантин, где содержали всех русских беженцев. Финны радушно и справедливо относятся к беженцам, но, конечно, всех не пускают, опасаясь перехода через границу разных нежелательных типов. Нас вымыли, накормили и во что-то одели. Какое странное чувство было – надеть сапоги…

И у меня, и у матери душа полна неизъяснимого страдания: если было тяжело на дорогой родине, то и теперь подчас одиноко и трудно без дома, без денег… Но мы со всеми изгнанными и оставшимися страдальцами в умилении сердец наших взываем к милосердному Богу о спасении дорогой отчизны.

«Господь мне помощник и не убоюся, что мне сотворит человек».

Письма высочайших особ к Анне Александровне Вырубовой (Танеевой)

Письмо государя императора

Написано по-английски

10 декабря 1917, Тобольск

Очень благодарю за пожелания к моим именинам. Мысли и молитвы всегда с вами, бедное, страдающее существо. Ее Величество читала нам все ваши письма. Ужасно думать, через что вы прошли. Нам здесь хорошо – очень тихо. Жаль, что вы не с нами. Целую и благословляю без конца. Ваш любящий друг, Н.

Мой сердечный привет родителям.