Страницы моей жизни

По желанию Государыни главной моей обязанностью было проводить время с больной фрейлиной, княжной Орбельяни, которая страдала прогрессивным параличом. Вследствие болезни характер у нее был очень тяжелый. Остальные придворные дамы также не отличались любезностью, я страдала от их частых насмешек, — особенно они потешались над моим французским языком, и я должна сознаться, что говорила я тогда очень дурно по-французски.

Государыню я никогда не видела, — только раз она позвала меня кататься с собою, о чем мне сообщил скороход по телефону. Был теплый весенний день, снег на солнце таял. Мы выехали в открытой коляске. Помню как сейчас, что я не знала, как сидеть возле нее: мне все казалось, что я недостаточно почтительно себя держу. Вообще я была подавлена всей окружающей обстановкой этой прогулки, кланяющейся публикой, казаком, который скакал за нами по дороге. Первые впечатления ярко остаются в памяти, и я помню все вопросы Государыни о моих родных, — и ее рассказы о своих детях, в особенности о Наследнике, которому было тогда 7 месяцев. Императрица торопилась вернуться к уроку танцев детей.

Потом, вечером, княжна Орбельяни все дразнила меня, что Императрица меня не позвала на урок: позови же она, может быть, княжна нашла бы предлог еще больше издеваться надо мной; таков был Двор.

Был пост, и по средам и пятницам в походной церкви Александровского дворца служили прежде-освященные литургии для Государыни. Я просила и получила разрешение бывать на этих службах. Другом моим была княжна Шаховская, фрейлина Великой Княгини Елизаветы Феодоровны, только осиротевшая. Всегда добрая и ласковая, она, начала давать мне религиозные книги для чтения.

Очень добра была ко мне и Великая Княгиня Елизавета Феодоровна. Меня поражал ее взгляд — точно она видела перед собой картину убийства мужа!.. Но наружно она всегда казалась спокойной, по праздникам одевалась вся в белое, напоминая собой рисунки мадонн. Принцесса Ирина Прусская была в трауре по случаю смерти ее маленького сына, которого она так жалела и о котором она мне говорила со слезами на глазах.

Подошла Страстная неделя, и мне объявили, что дежурство мое кончено. Императрица вызвала меня в детскую проститься. Застала я ее в угловой игральной комнате окруженную детьми, на руках у нее был Наследник. Я была поражена его красотой — так он был похож на херувима: вся головка в золотых кудрях, огромные синие глаза, белое кружевное платьице. Императрица дала его мне подержать на руки и тут же подарила мне медальон (серый камень в виде сердца, окруженный бриллиантами) на память о моем первом дежурстве и простилась со мной.

Несмотря на ее ласку, я была рада вернуться домой.

На лето я переехала на дачу с родителями в Петергоф и видела Государыню чаще, чем во время первого дежурства, работая в складе в Английском Дворце. Императрица приезжала туда почти ежедневно в маленьком экипаже и всегда сама правила. Каждую неделю она ездила в автомобиле в Царское Село в свой лазарет и два раза просила мать отпустить меня с ней. Во время одной из таких поездок состоялась закладка школы нянь, основанной ею в Царском Селе. В лазарете она обходила раненых офицеров, играла с ними в шашки, пила чай, — с материнской нежностью говорила с ними, нисколько не стесняясь, и в эти минуты мне казалось странным, что ее находили холодной и неприветливой. С бесконечной благодарностью и уважением окружали ее больные и раненые, каждый стараясь быть к ней поближе. Между мной и Государыней сразу установились простые, дружеские отношения, и я молила Бога, чтобы Он помог мне всю жизнь мою положить на служение Их Величествам. Вскоре я узнала, что и Ее Величество желала приблизить меня к себе.

В августе Императрица прислала к нам фрейлину Оленину, прося отпустить меня с ними в шхеры. Отплыли мы из Петергофа на яхте «Александрия», в Кронштадте перешли на «Полярную звезду» и ушли в море. Сопровождали Их Величеств: флигель-адъютант князь Оболенский, граф Гейден, морской министр адмирал Бирилев, контр-адмирал Чагин, командир яхты граф Толстой, Е. Шнейдер, я и другие.

Я была очень взволнована, сидя в первый раз около Государя за завтраком. Сидели за длинным столом, Государь на обычном своем месте, Императрица и я около него. Вспоминая тяжкий год войны, Государь сказал мне, указывая на Императрицу: «Если бы не она, я бы ничего не вынес».