Этот последний сезон закрыли «Норой». Театр был переполнен. Спектакль в целом и в особенности Веру Федоровну принимали горячо, любовно. Все знали: завтра Комиссаржевская уезжает из Петербурга надолго - на три года!
Нора ушла из своего дома. За сценой стукнула захлопнутая ею дверь на улицу, словно навсегда отрезая от Норы ее прошедшую жизнь.
Никто не догадывался, что и Вера Федоровна Комиссаржевская ушла от нас - навсегда.
Мы не знаем мыслей и переживаний Комиссаржевской во время этой гастрольной поездки, последней в ее жизни. Но можно думать, именно здесь, в одиночестве гостиниц и вагонных купе, под стук колес и далекие паровозные гудки она продумала все и пришла к решению: уйти из театра навсегда. Через какие страдания должна была пройти эта необыкновенная актриса, чтобы решить, что театр, в том виде, в каком он существовал в те годы, не нужен людям, а ее собственное служение театру должно быть прекращено! Это отречение Комиссаржевской от творчества, от актерского призвания было, конечно, в то время правдивым и искренним, как все, что она говорила и делала. Однако верить в окончательность этого решения, вероятно, нельзя. Ее мужественная личность, ее боевой, мятежный дух, наконец, громадный ее талант, наверное, спасли бы ее от творческого самоубийства и рано или поздно вывели бы ее на правильный путь.
Ее ждали и манили роли, о которых она мечтала много лет, но по скромности считала себя неспособной сыграть их хорошо,- Катерина в «Грозе», Джульетта в трагедии Шекспира.
Заброшенная гастролями на далекую, полудикую в то время окраину, она заразилась натуральной оспой, подхваченной на базаре в Самарканде. Надорванный, измученный организм - она отдыхала в тот сезон одну неделю! - оказался бессилен перед болезнью, от которой благополучно выздоровели другие члены труппы, заболевшие одновременно с Верой Федоровной.
Так погибла Комиссаржевская. Мучительной, жестокой, до ужаса бессмысленной смертью.
Все снимки с похоронной процессии, провожавшей на кладбище останки Веры Федоровны, испещрены маленькими светлыми кружочками, словно мелькающими в толпе игрушечными детскими шариками. Это - светлые донца студенческих фуражек. Похороны В.Ф.Комиссаржевской были поручены студенческим организациям. Это был, вероятно, первый случай в истории, когда молодежь хоронила свою актрису.
На похороны никого не звали, никого не приглашали, лишь очень незначительному числу близких людей были даны пропуска на отпевание в часовне кладбища Александро-Невской лавры. В газетах не был указан сборный пункт. Даже точный час прибытия гроба в Петербург не был известен.
Но уже с раннего утра площадь перед Николаевским вокзалом, Невский проспект, Знаменская, Лиговка и другие улицы, соседние с вокзалом, были запружены народом. Никогда до этого так не хоронили актрису!
Свыше ста тысяч человек шло за гробом Веры Федоровны. Среди них было едва несколько сот человек, лично с нею знакомых. И уж, конечно, не было никого, кто пришел бы по обязанности.
Все люди в этой громадной толпе пришли потому, что не могли не прийти. Пришли потому, что любили, потому, что осиротели и больно чувствовали свое сиротство.
День был предвесенний, серенький, подернутый петербургским туманом. Поминутно начинал сыпать снежок, похожий на дождик. Ноги хлюпали по слякотной, талой жиже.
Белый гроб, весь в венках и цветах, а за ним платформы с цветами и бесконечная процессия провожавших,- все это медленно подвигалось между двумя живыми цепями молодежи, студентов и курсисток. Очень многие плакали,- это было заметно, потому что утирать слезы было нельзя: обе руки были в цепи. Мы знали, что Вера Федоровна любила нас, молодежь. Нам было горько и радостно думать, что и мы были верны ей до конца, даже тогда, когда обыватель равнодушно отвернулся от нее, даже тогда, когда нам самим многое было непонятно и многое не нравилось в ее театре на Офицерской улице…
Когда умирает большой человек, пошляки неудержимо стремятся включиться во всеобщую печаль, заявить свои права на ушедшего, свою оценку его деятельности и выложить весь набор полагающихся к случаю убогих поминальных штампов.
Это было заметно уже на лентах похоронных венков. «Белому ландышу»… «Сломанной лилии»… Словно это списывалось с карточек популярной на мещанских журфиксах игры «Флирт цветов»!